Автор: orocchan
Фандом: Bleach
Пейринг: Рюкен/Урью
Рейтинг: PG-13/15
Жанр: драма, АУ
Предупреждение: намеки на инцест, недомистика,
Дисклеймер: от Кубо тут мало что осталось, но все равно идея и герои не мои. огромная благодарность альфа-ридерам - Sinitari и serranef за проявленное понимание, терпение и одолженный мозг.
По заявке Eishi:
2. Хочу:
Авторский фик или перевод.
1) Рюкен/Урью, юст со стороны Исиды-младшего, вынужденное совместное проживание, Рюкен знает о чувствах сына и намеренно его провоцирует, качественный брэйнфакинг. Рейтинг PG-15. (качества не гарантируем! прим.автора)
2) Улькиорра/Орихиме. Айзен побежден, Орихиме – на троне Уэко Мундо, Улькиорра служит ей.
3) Хичиго/Ичиго. Хичиго пытается манипулировать Ичиго, чтобы получить контроль над его телом и закончить превращение в Пустого. Рейтинг любой.
4) Укитаке/Бьякуя. Бьякуя учится у Укитаке управляться со своим занпакто.
5) Айзен/Ичиго, не стеб, не десфик, качественный мозготрах. Рейтинг любой, кроме G. Можно АУ, но в бличевской вселенной.
Пожалуйста, без соплей и излишнего флаффа, без Поливанова, не надо расчлененки, бдсма, мпрега, смертей героев, не надо беспросветного дарка, стеба.
читать дальшеIncestus
У древних римлян incestus называли любое прелюбодеяние. В библейских книгах инцест, как и любые другие внебрачные и гомосексуальные связи, карается смертной казнью. В мифологии инцест был частью жизни богов. В некоторых случаях инцест рассматривается как сакральный акт, когда единственным способом продолжения человеческого рода является брак между братом и сестрой. В некоторых балладах брат и сестра после кровосмешения были отвержены всем миром – «их не трогают в лесу дикие звери, они не могут утонуть и т.д.». В некоторых племенах существовало поверье, что кровосмешение носит защитную функцию – так существовали заговоры, упоминающие инцест, которые должны оберегать дом от злых духов. (с) отовсюду
- Скажи мени, бузю, як тому було, як сын батька вбыв, а з матирю грих творив?
- Там так було: терлось та мъялось, та бильщ того, що и там мыналось. (с) древний украинский заговор
- Скажи мени, бузю, як тому було, як сын батька вбыв, а з матирю грих творив?
- Там так було: терлось та мъялось, та бильщ того, що и там мыналось. (с) древний украинский заговор
- Не больно, Урью? – голос хриплый, приятный.
Пряди волос с ароматом табака коснулись щеки.
…Ишида распахнул глаза. Он лежал на диване в кабинете главврача, укрытый пиджаком, от которого пахло табаком и дорогим одеколоном. Он был один. За окном звезды и огни. Как он поднялся сюда, он не помнил. Возможно, его принесли. Последнее, что помнил – как тошнило в подвале, как болела голова – рейацу Рюкена сдавливала виски; как шел по стеночке к выходу из больницы, пугая сумасшедшей улыбкой пациентов и медсестер.
Рюкену за несколько часов удалось пересчитать все нервные окончания, которые есть в человеческом организме. Для того чтобы способности Квинси вернулись, необходимо было довести человека до полного физического и душевного истощения. С этой задачей доктор справился.
Он снова Квинси.
Его разбудили рано утром, до восхода солнца.
- У меня есть два часа до операции, - сообщил Рюкен. – Покажи мне, что ты умеешь.
Ни одна из стрел не достала Рюкена. Он был быстр. Трудно уследить. Еще труднее – заставить себя стрелять. Ишида убивал пустых, но сейчас пришлось стрелять в человека. В отца.
- Чего ты боишься, Урью? Ты не можешь даже задеть меня, не то что ранить.
Это злило. Злость направляла руку, но пальцы соскальзывали, и Рюкен с презрительной усмешкой снова уходил от дрожащей стрелы.
- Урью, я здесь.
Тот оборачивался, но Рюкена там уже не было.
- Чтобы поймать меня, надо уметь видеть.
С носа сдернули очки. Ишида резко повернулся, выставив лук и направив стрелу в грудь Рюкену. Лицо виделось размытым, но Ишида чувствовал, что Рюкен не боится.
- Я прекрасно тебя вижу. Отойди. Выстрелю.
- Давай, - очки отлетели в сторону. Рюкен усмехнулся. – В следующий раз могу завязать тебе глаза. Противника надо чувствовать, Урью.
- Я это знаю, - Ишида поморщился.
- Но ты не умеешь.
У горла мальчишки дрожал кончик Зееле Шнайдера. Ишида отпрыгнул, уходя от меча, и прицелился.
- Я все равно достану тебя, Рюкен.
- С чего такая фамильярность?
- А как мне еще называть человека, который…
Отказался от меня. Но он этого не скажет. Гордость не позволит признаться, как не хватало в детстве его одобрения и защиты.
- Который что? - он издевался. – Я твой отец, помнишь?
- Ты никогда не был отцом для меня, - сквозь зубы ответил Ишида.
- Тогда кем же, Урью?
«Тем, кем я хотел стать». Он был идеалом.
- Никем, - Ишида прищурился и спустил тетиву. Противник мгновенно исчез. Снова мимо. В следующий миг Ишида полетел на пол, и лезвие Зееле Шнайдера пропороло рукав рубашки.
- Если врешь, то ври убедительней, Урью, - насмешливо сказал Рюкен. – Вставай. Теперь ты будешь бегать, а я стрелять.
Он не жалел стрел. Не позволял к себе приблизиться, держал на расстоянии выстрела из лука. Как и всегда. Стрела попадает точно в цель. Слова – точно в сердце.
…Ишида вздрогнул, оттого, что внезапно заныл шрам, и понял, что снова сполз на диван и почти заснул. Нет, спать он будет, когда научится бегать быстрее отцовых стрел. Рука сама потянулась к шраму.
«Лук, - говорил дед, - единственное оружие, которое не убивает, если не знать, как с ним обращаться. А это значит, Урью, когда ты отпускаешь стрелу, ты знаешь, куда она должна попасть. Ты видишь цель. Твои пальцы касаются цели, касаются стрелы и рисуют путь. И отпускают тетиву».
Под пальцами горело.
Рюкен. Ты хочешь меня убить? Ты не раз давал мне понять, что такой сын тебе не нужен. Я сплошное разочарование, не так ли? Тогда почему ты спас меня?
- Ты можешь отказаться от тренировок в любой момент, Урью, - когда прошло время, отведенное для тренировки, Рюкен накинул пиджак на плечи и направился к выходу.
- Никогда, - Ишида, дыша через раз и опираясь на стену, поднялся с пола.
- Посмотрим.
Вечером третьего дня Ишиду привезли домой к Рюкену. В городской клинике ему выдали больничный лист и освободили от школьных занятий на неделю. С диагнозом «поскользнулся на лестнице». Все тело было в синяках и кровоподтеках. Ишида не помнил, как выбрался из потайного подвала под больницей, добрался до машины, как водитель привез его, как он поднялся в комнату. Упал на кровать и так и остался.
Он вернулся в дом, где прошло его детство. Ничего тут не изменилось. Странно возвращаться туда, откуда стремился убежать.
Спустя какое-то время раздался стук в дверь, и горничная передала, что хозяин зовет на ужин. Ишида только шевельнул плечом. Он не хотел быть ничем обязанным. Прокормить себя может сам. Денег не надо. В жизнь и в душу лезть не надо. То, что он находится под одной крышей с Рюкеном – обстоятельство временное, вынужденное и тем самым неприятное.
Хозяин вошел без стука.
- Урью, - начал он.
- Рюкен, - услужливо ответил Ишида. Он сел на кровати.
- Не перебивай старших. Тебя позвали на ужин.
- Я не голоден.
Хотя живот крутило от голода.
- Тебя позвали, - повторил Рюкен, более чем прохладно. – Ты в моем доме. Ты идешь в столовую, садишься на место и изображаешь интерес к жизни.
Ишида резко встал. Его разбирала злость. Кто он такой, чтобы приказывать? Где он был, когда сын нуждался в нем? Взгляды встретились, Ишида сжал губы в тонкую линию. Он не будет вестись на провокацию.
- Что-то не так? – холодно поинтересовался Рюкен.
Неужели он действительно не понимает?
- Все хорошо.
Ишида спустился вниз, Рюкен шел следом. За ужином отец и сын друг с другом не разговаривали. Рюкен холодно отчитывал кого-то по телефону, а Урью с тоской разглядывал салат. К тарелке он демонстративно не притронулся.
- Если не будешь есть, - Рюкен бросил телефон на стол, - отнеси на кухню. Но я предупреждаю: никаких тренировок, пока ты не восстановишься.
- Я уже восстановился.
- Здесь я решаю, - он потянулся за сигаретой и открыл газету. – Иди спать.
- Я не маленький, чтобы говорить мне, что делать.
Рюкен бросил на сына равнодушный взгляд из-под очков и сосредоточился на чтении. Ишида отнес тарелку на кухню, получил тайком от кухарки сэндвич и пакет молока и ушел к себе. Он опустошил пакет за минуту, жадно проглотил бутерброд. Откинулся на подушку, положил руку на живот. Сейчас заболит. Испортил себе желудок такой диетой – в больнице были только сэндвичи из автоматов и кофе. Испортил – ну и что?
Рука сползла вниз до края штанов, пальцы машинально теребили пуговицу на рубашке.
Голод ушел. Злость осталась.
Каждый вечер, несмотря ни на что, Ишида должен был спускаться в столовую. Пока Рюкен сидел напротив и ел. И говорил по телефону. И смотрел телевизор. И читал газету. И курил. И издевался.
- Курение вредит здоровью, - Ишида не сдержался и прервал обет молчания.
- Я знаю. Не беспокойся обо мне.
- Я беспокоюсь о себе.
Струйка сизого дыма сорвалась с губ мужчины.
- Вот как. Ты не доживешь до рака. С твоими талантами находить неприятности.
В горле поднялся комок.
- Ты уверен, что это то, что отец должен говорить своему ребенку?
Рюкен поднес пальцы с сигаретой ко рту и взглянул на мальчишку:
- Ты вспомнил, что ты мой сын?
- Ты сделал все, чтобы я об этом забыл.
- Верно. Где я ошибся? – пробормотал Рюкен.
- Что? – он услышал, но не понял.
- Ничего, - Рюкен лениво скользнул взглядом по лицу. По распахнутому вороту рубашки. – Скажи, ты меня ненавидишь?
Нет.
- Да.
- Я же говорил, что ты не умеешь врать, - он задавил сигарету в пепельнице и поднялся из-за стола. – Сделай сто отжиманий и иди спать. Благодарю за компанию.
Ишида несколько секунд молча смотрел вслед, а потом отвел взгляд. Ладони вспотели.
Рюкен всегда держал сына на расстоянии. Ишида не помнил, чтобы отец хоть раз прикасался к нему. Считал, что мальчишкам не нужны нежности. Или брезговал. Поэтому, когда теплая ладонь легла на затылок, Ишида вздрогнул, а когда пальцы пробежали вниз, перебирая гладкие пряди, по спине прокатилась дрожь.
Он тут же дернулся прочь.
…И проснулся.
Он тяжело дышал от возбуждения. Между ног горело, он запустил руку в штаны. Несколько движений и готово. Вытер ладонь о футболку. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Всего лишь сон, фантазия, подсознание шалит – чего он волнуется? Будто Рюкен узнает когда-нибудь…
Никогда.
Что Рюкен ему снится с тех пор, как он начал впервые испытывать желание. Стыдно было и страшно, когда не понимал, отчего так происходит. К пятнадцати годам начитался чего только не. Сублимация. В детстве любви не додали? Возможно.
Он даже убедил себя, что ему нравятся мужчины. Было стыдно, но еще гаже признаться в таких чувствах к собственному отцу.
Нельзя. Хуже чем нельзя. Невозможно. И не рассказать никому, и совестно в глаза смотреть. Когда он ушел из дома и перестал встречаться с Рюкеном, сделалось полегче. Подсознание иногда выкидывало коленца и мучило видениями, но иначе как грязь Ишида не мог воспринимать свои желания. Что-то с ним было не в порядке. Еще бы не свихнуться, когда на твоих глазах умирают люди, и где-то глубоко сидит понимание, что с тобой случится то же самое – появится пустой, цапнет острыми зубами, и никто не придет на помощь. Деда нет, а отцу наплевать. Добавьте сюда увлекательное путешествие на тот свет и обратно. Сколько можно внушать себе, что справишься со всеми неприятностями сам? Когда-нибудь иллюзия исчезнет, и тогда, и правда, привет шизофрения.
Почему Рюкен никогда не говорил, что он Квинси? Он же получил пятиконечный крест клана. Мог бы обучить давно… Сейчас обучит.
«Ты больше не станешь связываться с шинигами».
Да, папа.
Он сжал ткань в кулаке. Заставил себя дышать размеренно и разжать руку. Ладонь упала на кровать. Ишида повернулся на бок, в нос впилась оправа от очков. Забыл снять, или не хватило сил вечером? На груди ныл шрам. Он залез пальцами под футболку и осторожно коснулся обожженной кожи. Нет, фантомная боль.
Лучше не подпускать Рюкена близко. И не думать.
А футболку лучше постирать.
Ишида поднялся, почувствовав разом боль в каждой мышце, и пошел в душ.
Он потерял счет дням. Его отвозили в больницу утром, привозили вечером. Иногда он оставался ночевать в кабинете. Рюкен наблюдал и ждал, когда тот сдастся. Он держался на одном упрямстве и гордости. Больше у него ничего не было. Даже таланта.
«Мне это не интересно, а у тебя нет таланта». Ишида никогда не забудет тот вечер, когда ему запретили даже думать о Квинси.
«Почему ты так ненавидишь Квинси, папа?»
«Им не платят за работу».
Дверь в спальню распахнулась, и звук шагов вырвал Ишиду из полусна.
- Вставай, Урью.
Рюкен подошел.
- Не можешь? Видимо, мои тренировки слишком для тебя. Завтра отдыхай.
Столько презрения в голосе – невыносимо.
- Я приду, - хрипло сказал он.
- Я скажу, чтобы тебе принесли ужин, - Рюкен захлопнул дверь.
- Я все равно приду, - упрямо повторил он. – Я… стану сильнее. Тебя. Стану Квинси. Должен…
Ишида попытался сползти с кровати. Рубашка в крови. Ныло плечо, там, где обожгло стрелой. Не успел увернуться. Снова. Лихорадило. Его не должны видеть в таком состоянии. Ишида облизнул пересохшие губы. Сознание поплыло. Надо поспать пять минут. Он устал. Просто устал…
Дверь снова распахнулась. На этот раз его подняли с кровати, в нос бросился резкий запах нашатырного спирта. Ишида поморщился, мотнул головой. Усадили, поддерживая под спину. Стакан с водой стукнулся о зубы. Он глотнул жадно. Открыл глаза. Очки куда-то делись, и взгляд, направленный на Рюкена, был мутный и растерянный.
- Пей, Урью.
- Не трогай меня, - вода пролилась на грудь, стало свежо.
Рюкен коснулся раны. Ишида дернулся в панике.
- Уйди.
- Всего лишь царапина.
Рюкен поднял мальчишку на руки и вынес из комнаты. Как маленького. Сопротивляться не осталось сил.
Комната Рюкена находилась в другом конце коридора. Он принес сына в ванную. Толкнул в душевую кабину. Ишида оперся спиной о стену и откинул голову назад, не открывая глаз. Теплая вода лилась на лоб, стекала по лицу, по груди, вымачивая рубашку и штаны. Потихоньку приходил в себя.
Пластиковый пол слегка прогнулся, когда Рюкен шагнул в душ. Пальцы сбежали вниз по животу, расстегивая рубашку и аккуратно освобождая правое плечо с ожогом. Ишида приоткрыл глаза и следил сквозь ресницы за отцом. Тот снял очки, но не снял одежды. Вода стекала по светлым волосам, капли падали с кончика носа и подбородка, срывались с длинных прядей. Губы были сведены в линию.
Слишком близко. За все десять лет, с тех пор, как Ишида себя помнил. Можно разглядывать, сколько угодно.
- Потерпи, Урью, - он промыл рану. Сердце быстро билось. Руки гладили тело в синяках, смывая грязь и кровь с царапин. Рубашка с мокрым шлепком упала на пол. Дыхание перехватило. Ладонь легла на ремень брюк, и тогда Ишида нашел в себе силы сопротивляться. Локоть уперся в грудь мужчине, отодвигая, а вторая рука перехватила запястье.
- Что-то не так? – Рюкен остановился.
- Отстань. Я сам.
- Что ты сам? – он качнулся ближе, но Ишида не убрал локоть.
- Убирайся.
- Ты в моей ванной, - напомнил Рюкен.
- Тогда дай мне уйти, - он попытался отодвинуться. Рука соскользнула, он ткнулся лбом в грудь отцу. Тот подхватил его, чтобы не упал. Крепко обнял. Вмиг вся кровь схлынула с лица, и Ишида отпрянул, вцепившись ногтями в плечи Рюкена. Смотрел, не дыша, в глаза. И боялся больше, чем боялся когда-либо в жизни.
Рюкен застыл под перепуганным взглядом.
- Что ж… - он тут же нашелся. – Ты пришел в себя. Хорошо. Пойдем перевяжу, - и ушел в комнату, оставляя мокрые следы на полу.
Ишида остался стоять у стены. В жар бросало. От одного касания. В холод. От мысли, что тот узнает.
Только бы Рюкен ничего не спрашивал.
Ишида кинул мокрую одежду в корзину для белья, наскоро вытерся и закутался в халат. На кровати валялась аптечка. Чего только нет. Урью заметил блеск скальпеля.
- Ты мне вскрытие решил сразу сделать, не дожидаясь, пока я сдохну? – поинтересовался он. Сарказм привычен. Позволяет разрядить обстановку.
- Садись.
Рюкен был в штанах, без рубашки. Ишида отвернулся и сел на кровать.
- Дать обезболивающее?
- Резать будешь?
- Ты бледный, - Рюкен взялся пальцами за подбородок и развернул лицом к себе.
- Спать хочу, - огрызнулся и вырвался. – Дай что-нибудь от головы.
И от возбуждения. Снотворное, слабительное, опиум, цианистый калий, что там еще?
Губы растянулись в улыбке. Ресницы дрогнули, и Урью быстро опустил взгляд.
Через несколько минут раны были продезинфицированы, повязки наложены, и в голове под действием болеутоляющего звенела приятная пустота. Рюкен не удержался и налепил кусок пластыря сыну на нос. Ишида раздраженно содрал пластырь.
- Я надеюсь, что ты не отменишь завтрашнюю тренировку из-за такого пустяка, - сказал он.
- Надеюсь, завтра ты сможешь на нее явиться.
Рюкен отошел к открытому окну и вынул сигарету из пачки. Щелкнул зажигалкой.
- Я пойду, - Ишида осторожно поднялся. Больше не лихорадило – и на том спасибо.
Рюкен приложил сигарету к губам.
- Останься, Урью. Есть разговор, - тихо сказал он.
- Мне не о чем с тобой разговаривать, - по спине прошел холодок. Неприятное предчувствие сковало виски. «Мне нечего тебе ответить» звучало бы вернее.
- Разве? – комната наполнилась ароматным дымом. – Я подумал…
- Рюкен, - устало перебил тот. – Я иду спать.
Ишида вышел из комнаты, сердито хлопнув дверью. Иногда ему казалось, что Рюкен видит его насквозь. В дрожь бросало от предположения. Успокаивала только глубокая уверенность в том, что Рюкену плевать на все, кроме денег. Он не будет и пытаться разобраться в сыне.
Он остановился у портрета на лестнице и посмотрел на красивое, вечно молодое лицо матери. Ей повезло в каком-то смысле. Она не увидела, во что превратился ее сын.
По комнате поплыли клубы табачного дыма. Рюкен выключил свет, приоткрыл створку окна и продолжил курить, наблюдая за застывшим в лунном свете двором.
Ему было четырнадцать, когда он стал Квинси. Слишком рано. Даже думать о таком не хочется, не то что вспоминать.
Урью скоро шестнадцать.
Нет ничего хорошего в том, чтобы быть Квинси. Рюкен выдохнул дым. Это проклятие. Кровь не даст тебе уснуть, будь ты мертвый иль живой. Вой пустого будешь слышать, не уснешь, пока не стихнет. И не тронет век тебя ни зверь, ни птица, ни пламя, ни камень, ни вихрь, ни водица. Такова судьба убийцы.
Старая легенда.
За окном зашумели деревья, качнулись тени в комнате. Красный огонек сигареты удержал мир от того, чтобы перевернуться. Некоторые вещи просто лучше не знать.
Шинигами верно говорили – охота на пустых едва не нарушила баланс миров. Но Квинси и без вмешательства высших сил были прокляты. Они были убийцами. Они уничтожали души, разъедаемые болью, ненавистью и отчаянием. Эдакий антибиотик мира духов.
Но все равно убийцы. Попадают ли Квинси в рай? Этого Рюкен не знал. Но в ад Квинси точно попадают, и он попал в ад в четырнадцать.
Сигарета догорала в пальцах.
Наказание соразмерно деяниям. Квинси были наказаны с рождения.
Они равно верили в бога и собственную божественность, оправдывающую убийство; они верили, что из пронзенных стрелами душ не течет кровь, носили белую одежду, и отмывали пятна крови с сердца и рук в лучах солнца; они верили в грех, который передается от отца сыну, и в невинность своих детей; и даже когда они учили детей убивать, они верили в их бессмертие.
«Это древний ритуал. Твоя защита. Ты станешь сильнее».
Чтобы оградить от беды, надо поставить клеймо. Печать проклятия. «Не тронет век тебя ни зверь, ни птица, ни пламя, ни камень, ни вихрь, ни водица. Ибо ты будешь грешен, и отвернутся от тебя земля и небо. И не причинят тебе вреда».
Рюкен затянулся, запуская обжигающе теплый воздух в легкие, и выдохнул дым в потолок. Он с самого начала решил, что не верит в традиции Квинси. С той самой ночи, когда отец пришел, чтобы переспать с сыном, как того требовал ритуал инициации. Рюкен не захотел, но его не спрашивали. Потом отец шептал слова заговора и объяснял, и извинялся, и гладил по плечу. Тошнило от извинений. Рюкен понимал, но простить не мог.
Губы растянулись в презрительной усмешке. Да, он его ненавидел и не хотел, чтобы Урью виделся со стариком. Сам тоже держался подальше, от греха. Он бы предпочел, чтобы Урью ничего не знал о Квинси. Ради его же блага. Сын благо не оценил.
Мало того, что сам освоил простые техники, так потом связался с шинигами. Но дальше без учителя ему не выжить. Страшно за него, Рюкен?
Страшно.
Отец тоже боялся, поэтому поторопился. Передать ему проклятье, грех, знания и крест. Интересно, что из этого списка можно безболезненно вычеркнуть, и что в первую очередь необходимо Урью?
Урью быстро учится, но времени мало, а каждая техника боя требует практики. Если рассматривать вариант с традиционными заговорами… Не трахать же в самом деле собственного ребенка – двадцать первый век на дворе, космические корабли, нанотехнологии, адронный коллайдер и… инцест, как единственное средство оградить от злых духов. Как вам, доктор Ишида Рюкен? Вы спасли много жизней, только вот так еще ни разу никого не спасали.
Если бы Урью был против, Рюкен бы и не думал о проклятии. Но у сына на лице все написано, а Рюкен не слепой. Не слепой, зато дурак. Хотел как лучше, а получилось, что только мучил Урью. Как ему объяснить, что его желания – не более чем инстинкт?
Проклятый зов крови.
Бычок безжалостно раздавили в пепельнице.
Все-таки он был дурак, если поверил, что сможет изменить судьбу.
На щеке осталось влажное дыхание. Руки легли на бедра. Ишида выгнулся под осторожными ласками и повернул голову, чтобы поймать его губы своими. И не отпускать.
…Вот так и сходят с ума. На часах горела цифра – третий час ночи. Снова, по тому же кругу, как белка в колесе. Выхода нет.
Он устал настолько, что едва соображал. А еще он был голоден.
Ишида вышел в коридор и, стараясь не шуметь, на ощупь спустился в кухню. У плиты стояла рисоварка на разогреве. Слопал три полных плошки риса, не отходя от плиты, и удовлетворенно выдохнул. Так, с голодом разобрались. Если бы все проблемы решались так просто.
В окно заглянула луна. Сзади, будто мышеловка, щелкнула зажигалка. Ишида резко обернулся.
Рюкен не спеша закрыл дверь и оперся на нее спиной, развернувшись лицом к сыну. Между ними находился стол, за которым обычно сидели и кушали кухарка и горничная. Свет из окна падал прямо на Рюкена. Доктор был одет в костюм. Значит, не ложился спать. Скорее всего, пришлось съездить в больницу, и он вернулся оттуда совсем недавно.
- Держи.
В воздухе сверкнул пятиконечный крест. Звякнула цепочка. Ишида поймал и посмотрел неверяще. Символ клана. Знак Квинси.
- Что это значит? – спросил он неуверенно. Если это шутка, то у него нет настроения.
- Я решил, что ты заслужил это, Урью, - он выдохнул сизый дым и оценивающе пригляделся к подростку.
- Ты так решил? – Ишида глянул прямо в глаза. – Чем же я заслужил? Я же ни разу не попал в мишень.
- Ты знаешь основы. Остальное – практика.
- То есть, ты просто хочешь от меня избавиться?
- Да, - Рюкен усмехнулся. Если подойти и провести ладонью по темным гладким волосам – будет ли это преступлением?
- Мне не нужны подачки, - Ишида метнул крест обратно. В голосе зазвенела обида. – Если у меня нет таланта, так и скажи.
- Тебе нужен не талант.
Сначала гладить, ждать, когда разомлеет. Подцепить и снять очки, кинуть на стол. Следом – свои. Притянуть. Станет сопротивляться, щенок неприрученный. Протолкнуть язык в рот с силой. Ему точно не понравится вкус табака.
В глазах мальчишки читалось, что он сам бы сейчас повис на отце, вцепившись пальцами в плечи, неумело целуя, пока не скинут.
Грех бывает сладок. Пальцы сжали сигарету, как тетиву. Вспомнилось, что он не любил убивать, но как легко он убил зверя, чтобы спасти сына. На что он готов пойти, чтобы спасти его снова.
- Вместе с крестом я должен был передать тебе кое-что еще, - Рюкен подошел и бросил сигарету в раковину, – но не сейчас. Давай, поговорим об этом, когда ты вырастешь?
- Я не ребенок, Рюкен.
- Проверим?
Сердце ухнуло в пятки, аж ногам горячо стало, когда Рюкен схватил сына за ворот рубашки, толкнул назад, вжимая в подоконник. Склонился над ним. Они чуть не столкнулись лбами.
- Отпусти, - хрипло пробормотал Ишида. Жар полз по ногам, обжигал бедра. Стояло. Он мотнул головой. Пальцы крепко вцепились в волосы на затылке, не позволяя. Бесполезно сопротивляться. Рюкен сильнее, и тем бесполезнее, когда собственное тело слушается не тебя, а его.
- Я согласен, ты не ребенок, - он наклонился к уху. – Тогда позволь мне рассказать об одной традиции, а ты сам решишь, надо тебе становиться Квинси или нет.
Ишида умирал от стыда. Пусть это окажется очередным сном, потому что только во сне Рюкен может так обнимать.
- Я… не отказываюсь от своих слов, - выдохнул Ишида.
- Погоди, - отец коротко хмыкнул. Дыхание скользнуло по щеке. – Я не спросил о главном. Как ты относишься к инцесту, Урью?
конец