"Вернисаж уходящей осени", Гин/Бьякуя, R, agnst. По заявке Ollyy

[bleach-fest]

Хочу:

авторский фик/перевод (это не пейринг ) по мере убывания интереса:

Гин/Бьякуя

Гин/Ичиго

Гин/Хитсугайя

Зангетсу/Ичиго

Урахара/Ичиго

Ичиго/Исида (или Исида/Ичиго)



Общие пожелания: яой, не дэдфик, не мпрег. Пейринги указаны по принципу топ/боттом. Желателен хэппи-энд или намек на него (открытый финал считаю намеком )

Психологизм и общая драматичность сюжета приветствуется. Рейтинг: от PG-13 до NC-17. Хотелось бы, чтобы герои были относительно моногамны (то есть не расписывать в подробностях, с кем, к примеру, Гин трахался до Бьякуи) Если по ходу дела будут фигурировать спойлеры/филеры/зоофилия/некрофилия/инцест/список можно продолжить - не возражаю.Но никакого Айзена!



Вернисаж уходящей осени.

автор: Schnizel

Пейринг: Гин/Бьякуя

Рейтинг: R

Отказ от прав: Не мое, не состоял, не привлекался.





1.Пейзаж.



Сад похож на чашу, наполненную до краев золотом и тишиной. Деверья замерли в безветрии, согнув ветви под тяжестью еще не опавшей листвы, словно та, и в самом деле, искусно отчеканена из желтого металла.

Рукия сидит неподвижно вот уже несколько часов, но не ощущает усталости; ее глаза прикрыты, но даже сквозь опущенные веки она видит все, вплоть до мельчайших деталей. Она видит тишину и слышит тишину. И тишина звучит громче, чем биение ее собственного пульса. Она ощущает, как на противоположных концах сада трепещут, готовясь упасть, желтый лист клена и капелька росы с серебристой паутины. В ее голове лишь одна мысль – кто из них быстрее достигнет земли? Лист срывается с ветки, кружась, опускается вниз, совершая короткий предсмертный танец, после которого его ожидает лишь тлен; капля падает прямо и стремительно, первой достигая цели. Рукия слегка улыбается. Лист и капля похожи на людей – одни идут у цели прямо и упорно, другие извилистыми путями, отвлекаясь на посторонние вещи, но конец для всех един – смерть. Она любит этот сад. Когда она впервые появилась в родовом поместье Кучики, была поздняя весна, окрасившая все вокруг нежно розовым цветом, и цветы, украшавшие ветви, как две капли воды были похожи на занпакто брата. Будь ее воля, она жила бы в саду, только чтобы не переступать порог огромного дома, неизменно вызывающего у нее тоску и смятение. Широкие коридоры и просторные комнаты кажутся ей холодными, лишенными той пульсации жизни, что наполняла жилища даже самых бедных жителей Руконгая. Ей не верится, что здесь могут звучать отголоски смеха и веселых голосов; что в огромных, хрустально-прозрачных зеркалах могут мелькать тени улыбчивых лиц, сплетенных рук, и слившихся в поцелуе губ. Да, она хотела бы жить здесь, в саду, даже в тот период года, когда голые, черные древесные ветви покрываются изморосью, или гнутся под тяжестью снега. Ей не привыкать к холоду, в детстве иногда приходилось ночевать в картонной коробке рядом с мусорной свалкой; они сбивались в кучу, будто бездомные щенки, а Ренджи всегда пристраивался рядом, стараясь ее согреть. Теперь все изменилось. Теперь она носит имя Кучики, а это ко многому обязывает. Жить в доме, а не в саду, например. Называть человека по имени Кучики Бьякуя старшим братом. К этому сложно привыкнуть. Нет, она не ощущает отвращения к столь неожиданно обретенному родственнику, вовсе нет. Если обозначить ее отношение к брату одним словом, то больше всего подошло бы «восхищение». Чаще всего она не смеет поднять на него глаза, но, бывает, украдкой любуется им, как будто он некое диковинное существо – совершенное, безупречное, не знающее слабостей и абсолютно чуждое.





2.Портрет: Кучики Бьякуя.



У него вытянутый овал лица и слегка впалые щеки. Его резкие черты навечно застыли без движения, словно вырезанные изо льда рукой искусного скульптора, который, полюбовавшись своим творением, решил украсить его, вставив в отверстия для глаз два чистейшей воды сапфира. Его волосы всегда идеально уложены и схвачены кёйсенканом. Он никого не любит, даже себя. Так считает Рукия. Он не может никого любить, потому что сам, по собственной воле выжег до дна свою душу в угоду фамильной гордыне. Так думает Рукия в те моменты, когда ее сердце наполняется тоской по простому человеческому теплу, которого она не получила, несмотря на то, что официально обрела семью. Кучики Бьякуя далек от всего и от всех; он подобен башне Забвения – одинокий, неприступный, в своем всегда ослепительно белом капитанском хаори и шарфе, что сохраняют девственную чистоту даже в разгар боя. Он возвышается над миром отстраненно и холодно, глядя сверху вниз на простых смертных, кто не удостоился судьбы быть рожденным в знатном семействе.

Рукия иногда пытается представить себе человека, который мог быть рядом с братом, и которого он мог бы… нет, не любить – хотя бы принять как равного и пожелать видеть его рядом с собой. Воображение рисует ей странные образы: то прекрасной и гордой женщины с фигурой как у Мацумото Рангику; то нежной принцессы, чей облик словно бы окрашен в пастельные тона; то мужчины - высокого, статного, сильного – такого же сильного, как сам Бьякуя, или даже сильнее, хотя это сложно представить… Она улыбается подобным мыслям. Все эти образы слишком далеки от ее собственного, вот в чем дело. Она не верит и никогда не поверит, что Кучики Бьякуя может по-настоящему принять ее – щуплую, жалкую, малорослую девчонку, бывшую оборванку из Руконгая. Какие бы причины не заставили Бьякую сделать ее членом клана, к человеческим чувствам это не имело ни малейшего отношения.

Впрочем, жаловаться ей не на что - здесь, в Готей-13 есть люди, дающие ей то, что не в состоянии дать вновь обретенная семья. Ренджи служит в 11-ом отряде, он почти все время занят. Говорит, что его часто посылают на задания, но Рукия не особо верит – судя по слухам, попойки и драки случаются 11-ом отряде чаще, чем задания. Похоже, Ренджи чувствует себя там как рыба в воде, и за него можно только порадоваться. Ей в 13-том тоже неплохо – Укитаке-тайчо человек мягкий и внимательный к подчиненным; в казармах своего отряда Рукия ощущает куда больший уют, нежели в родовом поместье Кучики. Здесь ее встречает Кайен; он притворно суров, он отчитывает ее за опоздание, но буквально через пару минут начинает рассказывать что-то смешное, и его живая, подвижная физиономия преображается, становясь лукавой и улыбчивой. Рукия заряжается от него энергией солнца и дерзости; Кайен любит свою жену, а Рукия любит их обоих. Он, Мияко и Ренджи единственные обитатели Готей-13, кто вызывает у нее подобные чувства; ее отношение к остальным вполне ровное и колеблется от приязни до недоумения и любопытства; даже Зараки-тайчо и Куротцучи-тайчо кажутся ей просто очень необычными, но никак не отталкивающими. Наверно только один человек в Готей-13 способен пробудить в душе Кучики Рукии острую неприязнь. И зовут этого человека Ичимару Гин.





3.Портрет: Ичимару Гин.



Его худоба лишена изящества; он жилист и крепок, у него тонкие запястья, но широкая ладонь, а его длинные пальцы напоминают паучьи лапы. Его лицо создает впечатление слепого пятна – прищуренные глаза, светлые брови и почти бесцветные волосы. Ичимару-тайчо сравнивают с лисой-оборотнем, правда за глаза – высказать в лицо нечто подобное чревато крупными неприятностями. Улыбка парализованного мима, что, кажется, навеки украсила его лицо, создает стойкое впечатление несерьезности, впрочем, ошибочное – еще никто не изведал пределов его силы, но при этом никто не мог бы похвастаться, что одержал над ним победу. Зараки Кенпачи пытался раскрутить его на поединок ровно трижды, и все три раза Гин уходил от прямого ответа, благодаря своему искусству словоблудия, что позволяло до бесконечности варьировать фразы, имеющие один и тот же смысл и исполненные скрытого сарказма. Сплетники частенько спорят – какого цвета у него глаза. Большинство сходятся во мнении, что они кроваво-алые, как и полагается оборотню. Говорят, что стоит Гину глянуть в глаза противнику во время поединка – и того тут же парализует.

Рукия не верит сплетням. Она точно знает, что за человек Ичимару Гин. Это человек, способный на любую, даже самую изощренную жестокость, на любое предательство. Откуда она это знает – она не сумела бы ответить при всем желании, поэтому благоразумно держит свои мысли при себе. Впервые она столкнулась с Ичимару во время своего первого выхода в Готей-13 в качестве полноправного члена клана Кучики. Остальные капитаны либо тепло приветствовали ее, либо сухо здоровались, почти не обращая внимания, и лишь Гин наклонился низко, будто нарочно подчеркивая ее маленький рост, и не произнес – пропел, протяжно издевательски, обращаясь вовсе не к ней:

- Что, прибавление в семействе Кучики-тайчо-о-о?

- А вам что, есть дело до моего семейства, Ичимару-тайчо?

Кажется, именно в тот момент Рукия начала испытывать к брату нечто, похожее на восхищение, будто он защитил ее от страшной опасности. Ибо в его тоне явственно сквозило презрение аристократа, насчитывающего многие поколения предков, к безродному выскочке из Руконгая. А ведь должно было случиться наоборот, слегка ошеломленно думала она тогда. Ведь она и Ичимару Гин оба безродные выскочки, она должна была, по логике, ощутить некую общность с этим человеком, вместо этого она стояла, будто парализованная и сжимала побелевшими пальцами рукоять занпакто. В Ичимару было что-то… Холодное и отстраненное, и вместе с тем жестокое и язвительное, что лишало Рукию хладнокровия во время редких встреч с ним. Только гордость мешала ей прятаться за спину брата, но он и так защищал ее, сам того не ведая. Словно холодная скала, коей нипочем никакие ухищрения смертных, он одним лишь взглядом, казалось, замораживал все колкости, что позволял себе капитан 3-ого отряда. Их встречи обычно заканчиваются парой фраз, скрывающих под ледяной коркой приличий клокочущую неприязнь. Рукия много думает. О любви и ненависти, о расчетливости и бескорыстии. И порой ей кажется, что это все просто краски на полотне, именуемом бытием.





4.Композиция.



- Говорят, он был женат, - Кира Изуру неторопливо допивает сакэ и тянется к Ренджи за новой порцией.

Рукия округляет глаза.

- Кто?! Бьякуя-нии-сама?!

- Я слышал об этом краем уха. Ичимару-тайчо разговаривал с Укитаке-тайчо, а я как раз нес на подпись готовый отчет.

Ренджи фыркает. Нынче он собрал всех своих друзей по Академии в казармах одиннадцатого отряда, чтобы отпраздновать назначение Киры на пост лейтенанта и хорошенько повеселиться, а все эти разговоры о любовных делах и женитьбах кажутся ему бабскими и скучными.

- Вы как бабки-сплетницы, ей-Богу! – вклинивается он в разговор, - давайте-ка я лучше расскажу о нашей последней вылазке в Руконгай!

- Нет, погоди! – останавливает его Рукия, - а кто его жена они не говорили? И что с ней сталось?

Изуру качает головой.

- Я не успел услышать. Полагаю, она умерла.

- Да фигня это все! – Ренджи с досады отхлебывает из горла чересчур большой, даже для него, глоток и начинает судорожно кашлять.

- Фу, ты совершенно неромантичная личность, Абарай-кун! – Хинамори морщит носик и с силой хлопает Ренджи ладонью между лопаток, - представь себе – Кучики-тайчо влюбляется и теряет свою любовь. Ведь это наверняка сильно на него повлияло, и он стал таким как сейчас – холодным, неприступным.

- Так я и поверил! – откашлявшись, Ренджи принимает свой прежний задиристый вид, и презрительно сплевывает на пол, - эти аристократы – разве они способны на простые, человеческие чувства?

- Ренджи!… Абарай-кун! – в один голос возмущенно выкрикивают Рукия и Хинамори.

- Что, я не прав, что ли?! – петушится Ренджи, - у простого человека что на первом месте? Его жизнь, жизнь близких, друзей. А у аристократа? Фамильная гордость, понты, короче. Одни понты, никаких чувств, понимаете?! – Ренджи входит в раж; от выпитого сакэ и прилива эмоций его лицо приобретает оттенок, опасно близкий к оттенку волос.

- Ренджи. – голос у Рукии такой, что все разом замолкают; и словно сгущается пространство вокруг, и замирает время. – Прости меня.

Рукия сидит, опустив голову и нахохлившись; она произносит что-то уж совсем неожиданное, не только для Ренджи, но и для остальных.

- Ты чего, а? – спрашивает с опаской слегка протрезвевший Абарай, на всякий случай отодвигаясь подальше.

- Просто прости меня. Ты знаешь, за что.

Опасно затянувшуюся паузу прерывает звук распахнувшейся двери, шаги и голоса. За окнами бушует гроза, оставшаяся незамеченной до этого момента.

- Уф, ну и погодка! – Икакку Мадараме появляется на пороге, по-собачьи отряхиваясь от влаги; его улыбка и в самом деле похожа на оскал, или это только кажется?

Следующий за ним Юмичика кокетливо поправляет волосы, блестящие от дождевых капель. От них пахнет свежестью, озоном, промокшей одеждой, потом и кровью.

- Кучеряво сидите, молодежь, - Икакку подсаживается, скрестив ноги, за столик, уставленный бутылками с сакэ и нехитрыми закусками, - налейте мне, что ли.

- Мы ждали вас не раньше, чем завтра, - Ренджи с готовностью наполняет сакэ два чистых блюдца.

- А, - Икакку мотает головой, - пара десятков Пустых, долго нам что ли? – он опрокидывает стопку; кадык на жилистой шее ходит ходуном.

- Кучики-сан, верно? – подает голос Юмичика.

Рукия кивает, не в силах отделаться от скверного предчувствия.

- Я слышал, в 13-ом объявили общий сбор. Советую вам поторопиться.





5.Этюд в багровых тонах.





Мир затянут пеленой. Сперва, он раскололся на тысячу кусков – такой знакомый, привычный, уютный мир. Потом растворился в багряном омуте, расплылся нестерпимо яркими алыми пятнами крови, крови Кайена, что брызнула ей на щеку, и окрасила клинок занпакто отблесками догорающего рассвета. И пришел новый день. Но до того, как он пришел, случилось много всего. Пустой, что обладал способностью вселяться в тела шинигами, управлять ими, постепенно пожирая изнутри, оказался не единственным, и на одну, невероятно длинную ночь, в Готей-13 воцарился хаос.

У Рукии не было времени оплакивать Кайена и терзаться муками раскаяния – почти сразу после того, как они с Укитаке-тайчо уничтожили Пустого, погубившего Мияко и Кайена, 13-ый отряд бросили в бой. Этот бой запомнился смутно – движущиеся в замедленном темпе тени и почему-то языки пламени; в какой-то момент они с тайчо остались вдвоем, их отрезали от отряда десяток Пустых, появившихся ниоткуда. Она увидела, как ее командир вдруг скорчился, согнувшись пополам и содрогаясь от кашля; брызги темной крови упали на бурый мох, запачкав полу его хаори. Она встала между ним и Пустыми, уже понимая, что сейчас умрет, но страха не было. Было лишь облегчение, словно погибнув, она вновь соберет воедино осколки разбившегося мира, и все станет как прежде. Но за ее спиной был Укитаке, и Рукия дралась так, как не дралась никогда прежде. Когда ее суженые от напряжения зрачки начал застить туман, а тело отказалось повиноваться, чья-то рука ухватила ее за шиворот и отбросила назад, в заросли промокшего от росы кустарника. Она лишь успела разглядеть белое хаори и бесцветные волосы, взметнувшиеся от вихря, поднятого клинком.

Когда Рукия вновь открыла глаза, занимался рассвет. Она была не одна – рядом явственно ощущалось присутствие другого шинигами, к тому же она была заботливо укрыта чем-то, что защищало ее от утренней росы. Рукия осторожно повернула голову, и тут же рывком села, судорожно комкая пальцами плотную ткань хаори, словно готовясь защищаться. Неизменная улыбка Гина была нынче странной и подрагивающей, похожей на расколотую по краю маску, а в его приоткрытых глазах мерцали алые огоньки.

- За… зачем?

Он по-птичьи склонил голову набок и сказал непонятное:

- Пусть. Все равно теперь будешь ты, как раньше была она.





6. Натюрморт.



У ширмы цвет льна; почти бесцветной тушью на ней тонко выведен рисунок – танцующие журавли. Рука Рукии замерла на пол-пути, не решаясь приоткрыть завесу, отделяющую от разгадки тайны, что мучает ее уже долгое время. За ширмой странные звуки и колеблющиеся тени; они заставляют рисованных журавлей двигаться им в такт, подчиняя ритму пронзительной чувственности. Решимость Рукии крепнет; трепеща, она обнажает внутренность комнаты брата, который наверняка не ждал ее с дежурства так скоро.

Она видит два цвета – белый и розовый. Белоснежная постель с тонким шелковым покрывалом цвета рассыпавшихся лепестков Сенбозакуры; белые пальцы Бьякуи судорожно сжавшие эти лепестки в горсти. Два сплетенных бледнокожих тела на розовом фоне, что движутся в ритме танцующих журавлей; совершенные линии мышц и сухожилий, тонкий рисунок шрамов, капельки пота. Рассыпавшиеся веером по розовому шелку черные волосы, лишенные привычного кейсенкана, и прилипшие к тощей шее мокрые от пота бесцветные прядки. Алая капелька крови, выступившая на прокушенной губе и капля пота, что медленно стекает в ложбинку меж поджарых ягодиц; они начинают движение уже не плавное, но резкое, яростно вколачиваясь в податливое тело снизу. Совершенной формы стройные ноги еще крепче обвиваются вокруг узкой талии любовника; стоны теперь похожи на рычание, а акт любви на яростную схватку.

Бой ритуальных бубнов. «Откуда они здесь?» - машинально думает Рукия, и вдруг осознает, что это ее собственное сердце тяжко колотится в груди и отдается биением пульса в висках. Она видит, как тонкие бледные пальцы безвольно выпускают шелковую ткань, и та ложится ровными складками. Потом она тихо задвигает ширму с нарисованными журавлями, которые замерли, прервав свой танец, чтобы немного отдохнуть.



Сидя у круглой могильной плиты в фамильном склепе Кучики, Рукия размышляет. Она размышляет о том, сколько во взаимоотношениях людей всяких сложностей, домыслов, недопонимания. А ведь все довольно просто, если разобраться. Что может быть проще обычных человеческих чувств, таких как доверие, привязанность, дружба, нежность, любовь? И ревность. И ревность тоже, как же без нее. Рукия задумчиво проводит ладонью по гладкому камню с овальной формы портретом посередине, датами появления в Обществе Душ и смерти. И именем – «Кучики Хисана».



Конец.



Очень сильно извиняюсь за задержку!