Автор: Eswet
Бета: Сакура-химэ
Герои/Пейринг: Ренджи, Бьякуя, Рукия и др.
Рейтинг: G
Жанр: драма
Краткое содержание: Испытание Бьякуи на прочность, а Ренджи - на... сообразительность, наверное.
Предупреждение: ОЖП, который не вполне ОЖП
Отказ от прав: моего тут только сюжет
Написано по заявке Таэлле:
текст заявки
Бьякуя/Ренджи (порядок не имеет значения, рейтинг тоже, можно вообще джен) — нахождение общего языка пост-первый арк. Обязательно участие и значительная роль Рукии.
Бьякуя/Исане, низкорейтинговый романс с хэппи-эндом, упор на постепенное развитие взаимоотношений, брак, семейная жизнь, бытовые детали
Бьякуя/Хисана — АУ, что, если Хисана осталась жива? С хэппи-эндом и участием Рукии.
Время действия — предпочтительно пост-первый арк, можно с захватом более ранних моментов. Рейтинг предпочтительно низкий. Крайне желателен сюжетный фик, приветствуется разнообразие жанров (допустим, детективная интрига плюс немного юмора плюс романтика), внимание к мелочам, привязки к быту, историческому контексту, описание обычной работы отряда. Хорошо бы присутствовала тема четырех знатных домов Сейретея (вполне допустимы оригинальные персонажи), их участие в политике и реакция на события первого арка. Желательны моменты взаимодействия вышеуказанных персонажей и их занпакто.
Каюсь: ни один пункт заявки в точности не выполнен, а выполнен некий микс с очень вольным толкованием пожеланий заказчика.
Читать фик?
Небо в подарок
- Минуту вашего внимания, Абараи-тайчо.
- Да, Кучики-тайчо?
Остальные капитаны, минуя приостановившихся сослуживцев, реагируют по-разному: кто-то улыбается себе под нос, кто-то фыркает, досадуя, что приходится обходить преграду, кто-то вздыхает невесть о чем...
Абараи Ренджи назначен капитаном пятого отряда два месяца тому назад. Он все еще стесняется высказываться на совещаниях, все еще порывается вытянуться «смирно», когда к нему обращаются другие капитаны. Все еще слышны отголоски почтительного рвения в его голосе, когда он отвечает на обращение бывшего начальства.
Но Абараи носит белое хаори с цифрой «пять» на спине, и ухитряется ладить с лейтенантом Хинамори, и в отряде его все в таком порядке, какой только может быть спустя два месяца после кровопролитной войны. И за это его уважают – пусть даже не все открыто демонстрируют уважение.
Поэтому никто, даже язвительный Куроцути, даже раздражительная Сой Фон, не позволяет себе ни единой реплики в адрес остановившегося в дверях Абараи. Даже несмотря на то, что мимо плечистого капитана пятого отряда приходится протискиваться. А он весь превратился в слух и, кажется, видит перед собой только капитана Кучики.
Который делает приглашающий жест и отходит в сторону, побуждая Абараи двинуться следом и все-таки освободить проход. Чем вызывает еще одну порцию улыбок, усмешек, фырков и вздохов. Два месяца назад он бы просто приказал Абараи отойти в сторону, все это прекрасно себе представляют. Два месяца назад – но не теперь и, наверное, уже никогда больше.
Капитаны покидают помещение, поэтому некому улыбнуться или вздохнуть при виде того, как капитан Кучики достает из-за пазухи сложенную втрое записку и молча вручает капитану Абараи. Впрочем, судя по тому, что Абараи принимает и читает записку, не дрогнув лицом, ничего особенного в этой сценке нет – она только могла бы показаться кому-нибудь романтичной.
- Мой отряд дежурит завтра, я не смогу, - уныло говорит капитан пятого, дочитав.
- Ты можешь поменяться с Хицугаей. Я спрашивал – он не возражает, - тихо сообщает Кучики.
И вот тут по скулам Абараи расплескивается багряный румянец.
- Кучики-тайчо!.. Ну зачем... я же сам... И это неправильно - меняться!
- Она очень хотела тебя там видеть, - еще тише поясняет Кучики. – Прости мне некоторое самоуправство.
Еще несколько секунд Абараи возмущенно пыхтит, не находя слов, затем смиряется:
- Ну это... ничего страшного, в общем, наверное... Я тогда пойду догоню Хицугаю-тайчо...
- Завтра в полдень у Сенкаймон. Пожалуйста, не опаздывай, - завершает диалог Кучики, делает шаг и растворяется в шунпо.
Наскоро договорившись с Хицугаей об очередности дежурств – маленький капитан действительно ничуть не возражал; видимо, Кучики рассказал ему о причине такой необходимости, - Ренджи остаток дня метался по Сейрейтею, деля время между отрядными делами и поиском подарка для Рукии.
Рукия, для которой ее капитан все-таки выговорил подобающее звание, - седьмой офицер тринадцатого отряда, Рукия снова была назначена наблюдателем в Каракуру. Конечно, городок не требовал внимания рангового офицера – ну, или, по крайней мере, не из первого десятка: после победы над Айзеном холлоу появлялись там немногим чаще, чем в любом другом регионе. Но капитан Укитакэ, не задумываясь, дал Рукии именно это назначение, и вряд ли кто-то этому удивился.
Куросаки Ичиго, вайзард, дважды спаситель мира, все еще жил именно в Каракуре. Он, правда, уже учился в университете Васэда, каждый день ездил в Токио и обратно, но это совершенно не мешало Рукии проживать у него в шкафу. Со шкафом смирились все: и сам Ичиго, и Куросаки-старший, и даже Кучики Бьякуя. В конце концов, нигде, совершенно нигде в уставе и вообще в законах шинигами не было указано, что, дежуря в Мире Живых, нельзя проживать в шкафах. И тем более – в шкафах ближайших друзей.
И ничего удивительного не было в том, что Рукия переняла обычай отмечать свой день рождения в кругу родни и приятелей. Вот только большинству приятелей ход в Сейрейтей был заказан: даже Урахара не брался открывать проход меж мирами ради такого незначительного случая, не говоря уже о сейрейтейских властях. А вот двоим капитанам никто не запретил бы пройти через Сенкаймон. Поэтому вечеринка была назначена в Мире Живых, в каком-то кафе. В записке Рукии особо оговаривалась просьба явиться в гигаях.
И вот теперь Ренджи носился как угорелый по лавкам и магазинчикам в той части Сейрейтея, где обычно не появлялся, опасаясь спустить все жалованье за час. Правда, теперь-то жалованье было капитанское, и приказчики кланялись мало что не в два раза ниже, чем прежде... но все равно глаза разбегались, руки сами собой тянулись к кошельку на поясе, и только ехидный голос – голоса – Забимару в сознании спасали капитана пятого отряда от безрассудных трат.
- Ну и зачем тебе вот эта фигня?
- Ты что, правда думаешь, что это ей понравится?
- Сдурел, что ли? Положи обратно!
- Ей не пойдет. Оранжевое точно ей не пойдет.
- Слушай, она принцесса, конечно, но на кой ей лишний церемониальный убор? Думаешь, у них в клане этого добра дефицит?
- Ты в ароматах разбираешься, да?! Духи ей пусть Бьякуя дарит!
- Да заткнись ты уже! – рыкнул наконец Ренджи на занпакто, заставив очередного приказчика в ужасе спрятаться за прилавком. – Нет, я не тебе! – немедленно опомнился он. И даже купил какую-то мелочь, чтобы загладить произведенное впечатление. Мелочь стоила примерно как пять обычных обедов, но сейчас он мог себе это позволить.
Подарок он купил в следующей лавке. Просто увидел и не смог устоять. И даже занпакто промолчал – кажется, проникся.
Это была шаль. Громадная – в нее можно, наверно, завернуть Рукию целиком два раза. Цвета индиго – как вечернее небо над руконгайскими лесами. Тонкая и легкая, как паутина. И с неожиданными, безумно трогательными помпонами из серой кроличьей шкурки по углам.
Ренджи так долго разглядывал помпоны, что приказчик было засуетился, предлагая «отрезать их, если они умаляют красоту этой вещи, ткань не пострадает...»
- Не надо, - сказал Ренджи. – Не надо отрезать ничего. Сколько с меня?
Повеселевший приказчик назвал сумму, у Ренджи что-то отчетливо ёкнуло внутри – особенно после воспоминания о Руконгае, где на такие деньги они с Рукией могли бы безбедно прожить с полгода...
Наверно, он изменился в лице, потому что приказчик немедленно озвучил иную цену – на четверть меньше. Ренджи, сроду не умевший торговаться, изумился про себя, но возражать не стал – молча отсчитал требуемое количество блестящих золотых рё.
Шаль завернули в полупрозрачную бумагу с молочными прожилками – Ренджи никогда раньше даже не видел такой; а потом, по его просьбе – боялся запачкать или порвать ненароком это нежное чудо – еще в кусок серебристой парчи. В сумерках, среди белых стен, он шел домой, держа под мышкой невесомый, чуть хрусткий сверток, и боролся с желанием нести подарок перед собой на вытянутых руках. Ренджи чувствовал себя так, как будто действительно исхитрился добыть для Рукии кусочек неба. Только их с ней неба, ничьего больше.
- Я туда не пойду!!!
- Пойдешь.
- Я не...
- Пойдешь.
- Но я...
- Неблагодарный сын!!!
- Нечестно вдвоем на одного!!!
- Скажи спасибо, что только вдвоем!
Ишида и Иноуэ стоят, прижавшись лопатками к стенке, а плечами друг к другу, и не рискуют вмешиваться в свару. Дракой это еще не называется, но все к тому идет. По крайней мере, Куросаки уже успел схватить оплеуху от отца и подзатыльник от Рукии.
- Может, мы на улице подождем?.. – лепечет Иноуэ и тут же замирает, как птичка перед змеей, под тяжелым взглядом именинницы.
- Сейчас мы будем готовы, - сообщает Рукия сквозь зубы и переводит взор на рыжего Куросаки. Тот слегка бледнеет.
- Кого я воспитал! – ритуально завывает на заднем плане Куросаки Ишшин, унимая кровь из носа – ему сын дал сдачи; Рукии не рискнул. – Как ты себя ведешь! Тебя девушка пригласила на день рождения! В кафе, не куда-нибудь!
- Но оно называется «Клубничка»!!! – орет Ичиго. – Там все в этих чертовых клубничках!!! Я слипнусь от одного их вида!
- А ну, чем тебе не нравится твое имя?!! – Куросаки-старший грозно нависает над сыном, и тому не остается ничего, кроме как сдаться, потому что его цепко держит Рукия – каким-то серьезным Связующим заклинанием.
- ...и вы в этом будете виноваты, - заключает Ичиго, пытаясь не терять лица, когда его, оставившего сопротивление, за шкирку выволакивают на крыльцо, где уже поджидают нарядные Юзу и Карин. С Садо уговорились встретиться у кафе.
Время в Обществе Душ и в Мире Живых текло не просто по-разному, но еще и нелинейно по-разному. Ренджи всегда забывал об этом и всегда поражался, попадая из вечера в утро, из полудня в закат или вообще из зимы в весну – бывало и такое. Вот и в этот раз, когда они с Кучики вышли из Сенкаймон, за спиной остался полдень, а в Каракуре уже протянулись длинные тени от домов и фонарей.
- Опаздываем, - сквозь зубы процедил капитан Кучики, он был явно недоволен. – Снова ошибка в расчетах.
- Не так сильно и опаздываем, Кучики-тайчо, - заметил Ренджи, озираясь и находя взглядом часы на столбе. – Вряд ли они там уже заждались.
- Это неважно, - сухо отозвался Кучики, - мы опаздываем.
- А с этим теперь ничего не сделать, - Ренджи баюкал на сгибе локтя свой чудесный подарок и чувствовал себя абсолютно умиротворенно, - все равно же мы через полгорода рысью не побежим, а шунпо в гигае... в общем, пойдемте, я дорогу знаю.
Тот факт, что капитан Кучики нет-нет да и косился с хорошо скрываемым любопытством на загадочный серебристый сверток, радовало Ренджи, пожалуй, не меньше, чем сам подарок. Вечер обещал быть более чем приятным. А если прибавить к этому Ичиго, который наверняка будет просто в экстазе от кафе «Клубничка», некогда найденного Ренджи с Орихиме...
- Секунду, Ренджи, - остановил его Кучики, - я зайду в эту лавку.
Ренджи посмотрел на витрину и все понял. У капитана Кучики, разумеется, был подарок для сестры, но мимо этого предмета он пройти не смог. В витрине сидел плюшевый кролик. И кролик был точь-в-точь такой, каких обычно рисовала Рукия.
Пританцовывая на месте от нетерпения – ярко-розовая вывеска «Клубнички» маячила напротив, - Ренджи вертел головой по сторонам. Начинало смеркаться, немногочисленные прохожие спешили мимо... Что-то довольно сильно толкнуло Ренджи в бедро.
- Извините, пожалуйста, - услышал он почему-то снизу. Опустил взгляд, ожидая увидеть заигравшегося ребенка. А увидел – кресло на колесах. А в кресле...
- Рукия?! – ахнул он, едва не выронив от изумления подарок. – Ты что тут...
- Простите. Вы, наверное, обознались... – тихо сказала девушка в кресле.
Но он сам уже понял, что ошибся. Одно лицо, да – девушка могла бы быть близнецом Рукии, - но совсем разные глаза. Во взгляде Рукии Ренджи никогда, даже в самые скверные моменты, не видел столько горечи и усталости. И выглядела незнакомка – это не сразу стало понятно в надвигающихся сумерках – совсем не на пятнадцать лет. Тридцать, может быть. А может, даже и больше.
- Извините, - едва выговорил он, отступая назад, - я и впрямь... обознался. Приношу свои...
- Жаль, - перебила его незнакомка. Фиалковые глаза блеснули как-то очень уж нехорошо. – Я понадеялась было, что вы – по мою душу, шинигами.
- А?.. – сначала Ренджи не понял. А потом вдруг понял – и испугался уже всерьез:
- Откуда вы знаете?! Я же...
- В человеческом теле, да. Я вижу. Тут неподалеку живут такие же.
Девушка говорила отрывисто и четко, глядя куда-то мимо Ренджи, как будто видела нечто у него над плечом. Он рывком обернулся. Ничего.
- Кто вы такая?! – почти крикнул Ренджи, отступая на шаг. Он не доверял Миру Живых – слишком много тут было неожиданностей и ловушек. Да, иные люди могут видеть шинигами в их подлинном виде; но распознать шинигами, когда он в гигае?!
За спиной мелодично звякнул дверной колокольчик.
- Ренджи, пойдем, - голос Кучики с оттенком нетерпения резанул по нервам не хуже доброй стали.
- Кучики-тайчо, здесь... – начал было Ренджи, опасаясь отвести глаза от таинственной девушки в кресле; а договорить ему не дали.
Девушка вдруг подалась вперед, и без того большие глаза сделались немыслимо огромными и темными, как та шаль в свертке.
- Вы... – начала она, и тут же совсем рядом с собой Ренджи услыхал придушенное «Не может быть!».
Кучики шагнул – нет, шатнулся, будто от сильного порыва ветра.
- Хи... сана... – вырвалось у него – без голоса, на судорожном выдохе.
Поймать плюшевого кролика Ренджи не успел. Игрушка упала на асфальт, вяло подпрыгнула и осталась лежать мордочкой вниз, беспомощно раскинув мягкие лапки.
В воздухе закружились редкие снежинки. Январь, как-никак.
- ...слушай, да вот же они стоят, - прерывает Ишида недовольное бурчание Ичиго. – Заблудились, что ли?
- Они разговаривают с дамой в кресле, - щурится Орихиме, - может быть, она спросила у них дорогу? Кучики-тайчо города совсем не знает, да и Абараи-кун...
- Сейчас поможем! – воодушевленный Ишшин срывается с места. Остальным – кроме Карин с Юзу, девочек отец загнал в кафе, чтобы не мерзли, – остальным ничего не остается, кроме как рвануть следом. Куросаки-старший в обществе Кучики Бьякуи и без всякого контроля – это очень гремучая смесь, и никому не хочется наблюдать, как она рванет.
- Кучики-сан, Абараи-кун! – громогласно окликает Ишшин еще с полдороги, - а мы вас заждались, какие-то проблемы, вам помочь?..
Тут молодежь, спешащая следом, впервые в жизни видит, как Ишшин в одно мгновение теряет всю свою жизнерадостную безалаберность и замирает с открытым ртом. Кучики и Абараи на него даже не оборачиваются. Скульптурная группа теперь уже из трех шинигами недвижно застывает перед инвалидным креслом.
Рукия, подбегающая следом, в силу невеликого роста видит сначала упавшего кролика.
- Ой! – она бросается поднимать игрушку, и в голосе слышны одновременно и жалость к плюшевому зверьку, и восторг: ведь это ей, ей подарок!
А потом она поднимает взгляд и в одно мгновение тоже замирает. Как будто у дамы в кресле глаза василиска.
Ичиго, Ишида, Садо даже не могут понять в стремительно густеющих сумерках, что так потрясло шинигами. Может, они все-таки видят нечто, что мальчишкам, пока еще живым и не обученным специально, видеть не дано?
Но следом, задыхаясь от внезапного спринта, подскакивает Орихиме, спотыкается, хватается за рукав Садо, чтобы не упасть, и на мгновение лицо ее оказывается на одном уровне с лицом той, что сидит в кресле.
- Ой, - говорит Орихиме с той неподражаемой робкой-но-радостной вежливостью, которая позволяет ей лепетать всякую ерунду, не особенно раздражая окружающих, - ой, Кучики-сан, то есть Рукия-сан, а у тебя, оказывается, есть сестра?!
- Окада Куми, - говорит дама в кресле, и кажется – хотя, наверное, это фокусы ночного городского освещения – что на застывшем маской лице живут только губы, проговаривающие имя. – «Ку» как «страдание», «ми» как «вкус». (1)
И контрапунктом звучит голос Бьякуи, низкий и совершенно безжизненный – как лицо дамы:
- Сестра Рукии умерла.
Ичиго и Ишида оба были дети врачей. Они не понаслышке знали, что такое человеческая боль, ни один из них не испытывал стеснения при столкновении с людьми физически неполноценными. Оба прекрасно знали, как эта неполноценность порой компенсируется творческой одаренностью или блестящим умом.
Оба с детства умели видеть призраков, а совсем недавно участвовали в большой войне с холлоу всех мастей.
Но сейчас обоим было сильно не по себе. Вероятно, так должны себя чувствовать нормальные люди, встретив привидение – пусть безобидное, пусть никакого к ним самим отношения не имеющее, но тревожаще потустороннее, чуждое настолько, насколько вообще живому чуждо неживое.
Окада Куми сидела неподвижно, смотрела на молчаливую группу огромными лиловыми глазами и, казалось, готова была сидеть так еще целую вечность. Бьякуя не отрывал от женщины взгляда, Ренджи, похоже, безуспешно пытался провалиться сквозь землю, Ишшин просто всем своим видом выражал бесконечное изумление...
Орихиме чихнула.
Обыденность звука разорвала пелену мистического почти-ужаса, окутывавшую компанию.
- Между прочим, на дворе январь, - сказал Ишшин. Бьякуя вздрогнул, повернул голову.
- Между прочим, холодно, - продолжил Куросаки-старший. Ренджи, словно вдруг осознав, что и в самом деле замерз, переступил на месте.
- Между прочим, нас Карин с Юзу ждут, - на этом месте виновато оглянулись на «Клубничку» Рукия и Орихиме.
- Между прочим, перерождение – не такая уж редкая вещь, - совершенно тем же тоном сообщил Ишшин. – И между прочим, мы собирались отмечать день рождения Рукии-тян.
- Шинигами празднуют дни рождения?.. – заметно удивилась Окада, до этого момента невозмутимая.
Бьякуя хотел сказать что-то, но только лишь втянул сквозь зубы воздух – и промолчал.
- Некоторые празднуют, - буркнул Ренджи.
Почему-то то, что загадочная Окада Куми, распознающая шинигами сквозь гигай, не знает о них таких простых вещей, развеяло гнетущую атмосферу неприятного совпадения – или, может, не совпадения?.. – почти моментально.
Неожиданно подала голос Рукия:
- Окада-сан... а хотите присоединиться к празднику? Мы вон там собираемся посидеть...
«Клубничка» сияла розовыми огнями в ночи.
- Это... было бы интересно, - с долей нерешительности отозвалась женщина. – Но только у меня нет ни подарка, ни даже денег с собой...
- Раз уж судьба нам послала вас, значит, вы сами по себе и есть подарок, - заявил Ишида. Ичиго нервно покосился на ненормального квинси: чего это он так кудряво заговорил? Однако Ишида, похоже, уловил настроение Рукии и действовал сообразно ему. Ну, пусть так...
- Давайте доберемся до кафе и все представимся! А то тут темно! – это уже заторопила события Орихиме, очень довольная, что неловкая ситуация разрешилась.
...А при ярком свете, в тепле и уюте маленького кафе, все вообще стало совсем нестрашно.
Особенно когда Садо перенес Окаду черед порог прямо в кресле, не прилагая к этому видимых усилий.
При свете Рукию и Куми уже сложновато было принять за сестер. За мать и дочь – да, вполне возможно. Куми было за тридцать, и болезнь ее совсем не молодила, просто уличные сумерки стерли было с лица морщинки и придали таинственного блеска глазам. Действительно – фиалковым, как ни удивительно.
- …Это Кучики-тайчо. Вы иерархию шинигами знаете? Нет? Ну, там тринадцать отрядов, у каждого капитан, вот Кучики-тайчо как раз и есть капитан, а Абараи-кун лейтенант...
- Капитан уже.
- Как?! Абараи-кун?! Когда? Почему никто нам не сказал?
- Пятого отряда. Извини, Орихиме, это я забыла сказать...
- Рукия-саааан!
- Ничего, она именинница, ей можно... Окада-сан, вы не обращайте внимания. Меня зовут Ишида Урью. Это Куросаки Ишшин, а этот рыжий – его сын Ичиго, а девочки – Куросаки Карин и Юзу. Рукия-сан у них живет, пока она на земле на дежурстве. А это Иноуэ Орихиме и Садо Ясутора – мы одноклассники, да, и Куросаки тоже... нет, Орихиме ему не сестра, они независимо рыжие...
- Рукия-тян! Мне кажется, ты чихнула!
- Нет-нет, Куросаки-сан, это я так... ничего такого...
- Точно чихнула. Где твой чай?
- Я не чихала, Рен... А-ба-ра-и-тай-чо!
- Рукия, выпей, пожалуйста, горячего чаю. Мне бы не хотелось, чтобы ты заболела, особенно в Мире Живых.
- Да, брат...
Присутствие Окады, конечно, не добавляло вечеру оживления – но поскольку Кучики Бьякуя тоже присутствовал, празднику и не грозило никогда перейти в развеселый дебош. Так что шинигами, помощники шинигами и знакомые шинигами веселились по мере сил, и особенным аттракционом было пояснять Окаде непонятные места в разговорах.
Женщина вертела головой, улыбалась, задавала вопросы и вообще неплохо вписалась в компанию. Пожалуй, только Ренджи, запомнивший самое начало их встречи, нет-нет да и замечал, как Окада иногда мимолетно хмурится, а еще – как старается не глядеть на нее Кучики-тайчо. И как стремительно отворачивается, случайно все-таки взглянув.
Когда под приветственные аплодисменты было объявлено, что пришел срок дарить подарки, Рукия зарумянилась от смущения и предвкушения. В самом деле, в детстве подарков ей не доставалось, а позже, уже в семье Кучики, приношений было много, но вот дружеского внимания к ним не прилагалось. А здесь...
Был, собственно, плюшевый кролик.
Был чехольчик для телефона в форме медвежонка.
Был альбом с застежкой и встроенной коробкой фломастеров.
Было платье, при виде которого женская часть компании – кроме Окады - восторженно завизжала, а мужская – частично – покраснела.
Были (в самом деле!) духи, которыми Рукия немедленно попрыскала запястья. Запахло летним лугом, да так, что компания инстинктивно заозиралась в поисках цветов.
Был пояс-разгрузка со множеством кармашков – Рукия прижала подарок к груди, сияя: она давно заглядывалась на этот пояс, вещь незаменимую в боевых вылазках и патрулях, но все никак не могла решиться приобрести.
Были бусы, на удивление удачно подошедшие к платью (хотя, по-хорошему, удивляться тут было нечему...).
Был загадочный флакон темного стекла и к нему довольно длинная рукописная инструкция. Пробежав глазами первые несколько строк, Рукия поспешно и аккуратно упрятала флакон подальше. Ишшин сидел, мало что не лопаясь от гордости. Ичиго постановил себе вечером допросить отца на предмет этого подарка: с шинигами-медика станется изобрести что-нибудь... этакое. Странное.
Ренджи, краснея и отводя глаза, протянул свой бесценный сверток. Рукия стащила парчу, повертела подарок в руках - под пальцами похрустывала бумага.
- Обертку жалко, - виновато сказала Рукия. – Как бы развернуть?
- Да брось, - вчера Ренджи самому было страшно повредить упаковку, но сегодня он гордился тем, что может подарить Рукии что-то, что во много раз ценнее листа пусть даже очень красивой бумаги.
- Потяни за вон тот уголок, - подсказал Кучики. – Обертка должна развернуться сама.
Ну конечно, покосился на бывшее начальство Ренджи, уж ему ли не разбираться во всевозможных способах распаковать любой подарок...
Рукия дернула за указанный уголок. То ли слишком сильно, то ли неловко – но сверток вывернулся у нее из рук, взлетел в воздух и раскрылся уже там.
И на Рукию медленно, увлекаемый пушистыми помпонами, опустился кусок руконгайского вечернего неба.
Ахнули все. И чуть ли не громче прочих – Окада.
Рукия высунула голову из-под шали – ошалелая, с блестящими глазами, совсем девчонка, и у Ренджи словно что-то горячее расплескалось в груди – какая же красивая, это же можно с ума сойти, и, надо же, так похожая на брата – если бы он хоть когда-нибудь так улыбался, так откровенно радовался хоть чему-нибудь... С подарком Рукии Ренджи определенно угадал. Какое небо нужно подарить Кучики Бьякуе, чтобы и он был настолько же счастлив?
Ренджи оглянулся на Бьякую – ну, может, хотя бы за сестру обрадуется? – и застыл, пораженный. Бьякуя был мраморно-бледен, он глядел на Рукию, как будто привидение увидел. Потом вдруг быстро обернулся к Окаде.
Женщина смотрела на него в упор.
Теперь уже Ренджи отвернулся. Он не хотел видеть этого молчаливого сражения на взглядах, не понимая его смысла.
Он стал капитаном – но даже с этой вершины до луны было еще ой как далеко. Иначе бы он, наверное, все-таки догадался, чем обеспокоила Кучики-тайчо эта женщина, при ярком свете не так-то уж и похожая на единожды виденный мельком портрет покойной супруги тайчо.
Рукия, сияющая, как новенькая монетка, поднялась, собираясь сказать что-нибудь благодарственное...
...и тут до ушей шинигами донесся слишком знакомый звук.
Выл холлоу, крупный холлоу, вышедший на охоту. Нет, даже два.
- Я... займусь, - сказала Рукия совсем не то, что намеревалась сказать исходно. Что поделать, это она – дежурная в Каракуре.
- Сиди, именинница, я пойду, - вскочил Ичиго и тут же упал назад на стул, припечатанный за плечи с двух сторон отцом и Ренджи.
- Заместители шинигами сидят и предоставляют работу профессионалам, - осклабился Ренджи. И увидел краем глаза, как с места – из гигая - поднимается Кучики-тайчо.
- Не делайте шума из ничего, - сухо обронил он. – Я сейчас вернусь.
В принципе, Ренджи мог настоять на своем. Он был капитаном, как-никак. Но... настаивать не хотелось. Спорить с Кучики-тайчо – это гарантированно потерять лицо...
- Пожалуйста, можно посмотреть?
Вопрос прошелестел так тихо, что не все сразу поняли, кто это сказал.
- А в чем пробле... – начал было Ишида и тут же осекся. – А, конечно, Окада-сан. На это стоит посмотреть, особенно если Кучики-тайчо освободит шикай. Чад, ты не мог бы...
Садо кивнул, примерился к креслу Окады. Орихиме тем временем хлопотала возле опустевшего гигая Кучики, создавая впечатление, что человек просто задремал. Кучики-тайчо не любил гиконы и редко ими пользовался.
Два холлоу, каждый высотой с многоэтажный дом. Уже, в сущности, не просто холлоу, а модификанты – остатки экспериментов Айзена; их осталось немного, но каждый из таких может причинить немало неприятностей.
Перепуганная душа немолодого клерка, несущаяся по улице.
Кучики-тайчо – черно-белая фигура, развевающийся Гинпаку, снежинки отражаются в зеркале обнаженного клинка.
Действительно очень впечатляющее зрелище.
Компания высыпала на улицу, как если бы показывали фейерверк. Все в телах (или гигаях), но наготове – и полукольцом окружают кресло Окады, словно почетная стража. Один Ишида не напряжен – ему не нужно покидать тело, чтобы сражаться с холлоу.
Юзу, единственная из всех, видит разворачивающуюся сцену нечетко, поэтому Карин комментирует ей на ухо.
Клерк тормозит перед неподвижно стоящим Кучики, которого, похоже, боится не меньше, чем охотящихся холлоу. Почти незаметное движение руки – и рукоять Сенбонзакуры припечатывает лоб неупокоенной души. Искры, свет, растворяющийся в воздухе силуэт.
Холлоу, лишенные добычи, нависают над Кучики.
Ренджи пожимает плечами. Кучики-тайчо вполне способен сделать из этих двух холлоу сашими, даже не особенно напрягаясь, без всякого шикая.
Но вместо одного простого и стремительного движения – «Цвети, Сенбонзакура!».
Лепестки стали мешаются с хлопьями снега, взвиваются двумя спиралями навстречу небу и костяным маскам. Трепещут от рейяцу, как от ветра, кончики Гинпаку. Кучики-тайчо всегда сражается красиво и эффективно. Сейчас – даже более красиво, чем эффективно... Ренджи невольно вздрагивает: он помнит, что это такое, когда тысяча нежных и стремительных лезвий касается тела. Он до сих пор, хоть и капитан уже, не представляет, как защититься от этой прекрасной смерти.
Осыпается с неба снег, осыпается сталь, и осколки масок тоже падают, чтобы раствориться в воздухе, еще не достигнув земли.
- От него ничего иного и не ждали, - нарушает Ишшин поэзию момента. Оно, может, и хорошо, что нарушает, потому что в призрачном свете фонарей и кружении снега мир опять становится слишком таинственным, слишком непростым, тем миром, где можно спутать Окаду Куми с Рукией или с Хисаной.
- А давайте закажем еще пирожных? – предлагает Орихиме, и компания снова вваливается в «Клубничку», где персонал было начал уже присматриваться к гигаю Кучики, но немедленно расслабляется, стоит гостю деликатно зевнуть, прикрыв рот ладонью. Ну умаялся человек за день – с кем не бывает.
Карин с Юзу уже откровенно спали, прижавшись друг к другу, да и Рукия, обнимаясь с грудой подарков, поклевывала носом. Окада о чем-то тихо и оживленно беседовала с Куросаки-отцом, а Куросаки-сын выжидал удобного момента, чтобы прервать разговор и увесисто намекнуть, что пора расходиться. Ишида с Ренджи пересказывали Орихиме какие-то эпизоды из приключений в Уэко Мундо, Садо, как обычно, помалкивал, и еще вежливо молчал Кучики-старший. Вечер давно уже перешел в ночь.
Про неприлично позднее время первым вслух помянул Ишида – предлагая Орихиме проводить ее до дома. Точнее, не предлагая, а настаивая. И тут же все засуетились: Ренджи вспомнил, что ему завтра в патруль, а сколько сейчас времени в Сейрейтее – непонятно; Ишшин схватился за голову, поглядев на дочерей; Садо, как провозвестник конца света, прогудел: «Тест по английскому»... компания подхватилась, расплатилась и очень оперативно оказалась на улице.
Ичиго взял Юзу на закорки, даже крякнув от напряжения: девчонка-то растет!
- Пап, не тормози, - поторопил он отца. Ишшин о чем-то торопливо говорил Бьякуе – почти на ухо, шепотом; Бьякуя слушал с каменным лицом, не понять – то ли там что-то серьезное, то ли просто аристократ сдерживается, чтобы не послать собеседника лесом. Наконец, Ишшин завершил тираду, громогласно распрощался со всеми, подхватил Карин на сгиб локтя, а Рукию – под руку (Ичиго пришлось волочь еще и мешок с подарками), и семейство Куросаки отбыло домой.
Окада вежливо отвергла предложение Садо проводить ее, попрощалась и уже двинулась по улице, когда ее догнал Кучики. Ренджи было рванул следом, но бывшее начальство обернулось и так махнуло рукой, что Ренджи стал как вкопанный.
- Возвращайся без меня, - приказал?.. да нет, попросил Кучики Бьякуя.
Два месяца назад Ренджи бы развернулся и ушел. Вызвал бы бабочку – и вперед, в Сейрейтей. По-хорошему, сейчас ему полагалось проделать то же самое: разговор Кучики с Окадой определенно не предназначался для посторонних ушей...
Но Ренджи заклинило. Ему дозарезу необходимо было знать, какое именно небо нужно подарить Бьякуе. Потому что луна, которую он не оставлял надежды достать, кажется, зависла в нехорошей пустоте.
Поэтому, утешаясь тем, что подчиняться он не обязан, Ренджи просто сбавил шаг, увеличив расстояние между собой и креслом Окады. Теперь он не мог слышать голосов – но он видел этих двоих и намерен был дождаться хоть какого-то результата разговора.
А ждать пришлось долго. Кучики-тайчо рассказывал о чем-то – сначала медленно, выдавливая из себя фразы, потом все оживленнее, даже начал жестикулировать, что уж совсем на него не было похоже. Окада изредка отвечала, потом сама начала говорить, и в резком свете фонарей Ренджи видел, что ее лицо искажено гримасой то ли тоски, то ли злобы. Кучики-тайчо подался вперед, опустился на колени, оказавшись с Окадой глаза в глаза, произнес что-то умоляющее; женщина откинулась в кресле и словно бы оттолкнула собеседника обеими руками.
Кучики-тайчо поднялся, пошатнувшись, отступил назад. Спросил о чем-то, едва шевеля губами. Окада ответила еще одним запрещающим жестом, развернула кресло и укатилась прочь, почти сразу утонув во мгле усиливающегося снегопада.
Ренджи в три прыжка подскочил к Кучики.
- Все в порядке, тайчо? – забывшись, спросил он, хотя и так видно было, что не в порядке ровным счетом ничего. У Кучики-тайчо было мертвое лицо – как некогда в больничной палате, пока не прискакал Ичиго и не спросил что-то хамское.
Вот только теперь Ренджи был ни в чем не виноват и потому чувствовал себя вправе тормошить капитана... пусть даже уже и не своего.
- Пойдем домой, Ренджи... – севшим голосом попросил Кучики-тайчо, и Ренджи аж передернуло, так беспомощно и растерянно это прозвучало. Кажется, тут не до неба – тут сама луна грозит сорваться вниз и разбиться вдребезги.
Врата Ренджи открывал, даже не думая, что делает, совершенно автоматически. И едва удержался, чтобы не подтолкнуть Кучики в спину, а то уж больно тот вяло двигался – как будто какая-то его часть уехала в кресле вместе с Окадой и держала своего хозяина в Мире Живых, как якорь.
Сейрейтей встретил их полыхающим вполнеба закатом в золотых тонах.
- Давайте, тайчо, я вас домой провожу, - сказал Ренджи, и это отнюдь не было вопросом. Пожелай Кучики избавиться от провожатого – и ему пришлось бы стряхивать с себя Ренджи, как клеща.
Но возражение последовало совершенно иное.
- Я не пойду домой, - быстро отозвался Кучики-тайчо, - не сейчас.
- Неважно, - заявил Ренджи, внутренне обмирая: он спорил с капитаном! на равных! – Я вас провожу туда, куда вы пойдете.
Кучики повернулся, внимательно посмотрел на Ренджи.
- Ты не забыл? Ты больше не мой лейтенант.
- Угу, - согласился Ренджи. – Поэтому я пойду не за вами, а с вами.
- ...ладно.
Согласие было настолько неожиданным, что Ренджи даже подумал сначала, что ослышался.
Ну или просто Кучики-тайчо вспомнил известную мудрость про то, что легче отдаться, чем объяснять, почему не хочется?.. Или... или у него нет сил даже возразить.
В любом случае, согласие было получено, и Ренджи поплелся плечом к плечу с Кучики-тайчо непонятно куда.
Когда они, миновав последние дома Сейрейтея, вышли к обрывистому берегу реки, закат уже догорал, и от воды тянуло холодком. Скоро поползет туман – сначала редкими прядями, затем густыми клубами, чтобы развеяться с восходом.
Ренджи покосился на Кучики-тайчо. Не то чтобы тот отличался хрупким здоровьем... но уж больно он был похож на себя почти годовой давности, в госпитале.
- Ты когда-нибудь видел призраков, Ренджи? – неожиданно спросил Кучики.
Ренджи проглотил напрашивавшееся «да, каждый день в зеркале!» - это была в каком-то смысле дежурная шутка еще времен Академии, когда всем курсантам настойчиво внушали, что они мертвы и именно это в первую очередь отличает их от обитателей Мира Живых. Вот только Кучики-тайчо определенно спрашивал о чем-то другом.
- Не думаю, тайчо, - осторожно ответил Ренджи. – Вряд ли.
- Я первый раз сегодня видел, - сообщил Кучики. – Все легенды говорят, что с призраками не следует вступать в разговоры, звать их назад и пытаться вернуть к жизни. Что будет только хуже.
«Так получаются души-минус, свеженькие холлоу, - вспомнил Ренджи. – Когда кто-то слишком долго и эмоционально думает об умершем как о живом...»
- Все легенды говорят, что людям обычно не хватает силы воли, чтобы отвернуться и пройти мимо, - Кучики ожесточенно тряхнул головой, словно пытаясь отбросить что-то от себя. – Я всегда считал, что это признак слабости. Что человек с достаточно сильной волей такой ошибки не сделает. И... просто позабыл про все запреты, когда ее увидел.
Едкий сарказм в его голосе, пожалуй, был получше растерянности.
- Это в самом деле была она, тайчо? – рискнул Ренджи. – Ваша жена?
Кучики помолчал, огладил кончиками пальцев шелк шарфа.
- Куросаки Ишшин уверен, что да. В перерождении, конечно же. Он предлагал еще уточнить у Урахары... да, впрочем, нет нужды. Она сама кое-что помнит. Мало, но достаточно, чтобы не сомневаться. Окада Куми – перерождение Хисаны. И она... ненавидит свою прошлую жизнь.
- Ненавидит?..
- Считает, что ее болезнь – это наказание за ошибки Хисаны. За Рукию, за неравный брак. Она не помнит, чтобы была здесь счастлива. Она действительно... мало помнит.
По спине Ренджи пробежал холодок. Из обрывков слухов, оговорок, отдельных фраз, сказанных там и сям, он давно уже понял: Кучики был без ума от жены – и чуть не лишился ума от горя, когда та умерла; и каково ему сейчас было услышать от нее, что она... не была счастлива с ним? не любила? вышла замуж по ошибке?!
- Может быть, она в самом деле просто не помнит, тайчо.
Кучики неотрывно смотрел на реку. Второй вечер за этот день.
- Она сказала, что врачи дают ей еще пять-шесть лет жизни. И велела... не искать ее в Руконгае, когда она... а рейяцу у нее нет. Снова нет.
Ренджи хотелось заорать. Его луна, похоже, висит даже не на одном гвозде – на честном слове просто...
- Она просила... дать ей посмотреть на вас. Когда вы... ну, там, когда холлоу уничтожали. Тайчо, а вы шикай – для нее?
На сей раз Кучики воззрился на Ренджи недоуменно.
- Для нее? Нет. С чего ты взял? Нужно было просто справиться быстро – нельзя портить праздник... Я не знал, что она будет смотреть.
Вот как? Кучики-тайчо, оказывается, не умеет распускать хвост перед желанной женщиной, как это инстинктивно делает любой нормальный мужик? Хотя вообще-то... желанной ли?..
- Тайчо, а вы бы хотели, чтобы она вошла в ваш дом? Вот такая, как сейчас? Вы бы ее вообще заметили, если бы она не была похожа на госпожу Хисану внешне?
Ресницы Кучики дрогнули, обозначая раздумье.
- Нет. Не хотел бы и не заметил бы. В ней нет ничего от того, что я... – и сдавленным шепотом, будто внезапно перехватило горло, - ...любил в Хисане. Но только, Ренджи, какое это имеет значение? Это мой долг – заботиться о ней. Я поклялся.
- Но, тайчо... Если там нет ничего, кроме внешнего сходства – то это не она.
Чуть раздраженное:
- Ренджи, я же тебе сказал...
- Я слышал и понял. Тайчо, вы легенду про Юки-онну знаете? Приходит из снега, ищет слабости у человека и морочит ему голову. Если найдет слабину – заморочит насмерть, а если нет – уйдет обратно в снегопад. Знаете?
Кучики растерянно моргнул, потом зябко поежился, обхватил руками плечи, словно внезапно замерз – или Юки-онна коснулась его метельным рукавом. Становилось и впрямь холодно, и Ренджи старался не пританцовывать на месте – ему нужно было, чтобы Кучики-тайчо воспринял его слова всерьез, а кто же будет слушать дрожащего и приплясывающего капитана?..
- Но она ведь нашла слабину, - выдохнул Кучики-тайчо, снова – беспомощно, как час назад перед вратами. – Она знала про клятву... я сам ей сказал. Почему же она ушла?..
На мгновение Ренджи потерял дар речи. Он и не думал, даже не представлял себе, что Кучики-тайчо поймет сказочный образ так буквально.
А ведь сходилось, все сходилось. Пришла из снега, поманила шансом вернуть утрату, нашла самое больное место, запустила туда холодные пальцы. Ну, капитан Абараи, теперь думайте быстро: почему, почему она ушла?! От уже пойманной, уже не сопротивляющейся добычи, почему?!
Озарение настигло Ренджи, как ощущение первого в жизни банкая: такое же ослепительное, полное восторженного ужаса перед собственной мощью.
- Так она вас испугалась же, тайчо!
- Испугалась?.. – болезненное недоумение проскользило в тихом голосе.
- Разумеется! – Ренджи несло на крыльях вдохновения. – Она видела ваш шикай. Может, у вас и есть слабое место, но вы все равно сильнее любой твари, холлоу, морока, бакэмоно... И она это видела. И поняла, что вы ей не по зубам. И просто сбежала, тайчо!
Кучики смотрел на Ренджи широко распахнутыми глазами, и на его лице постепенно проступало такое же ошалелое выражение, как сегодня у Рукии, когда на нее спланировала шаль.
А Ренджи смотрел на Кучики и понимал, что у луны появилось небо.
Потом Кучики-тайчо вдруг улыбнулся – кривовато, неумело, но уверенно.
- Знаете, Абараи-тайчо... вам хочется верить. Даже более того, доверять. Это ценное качество для командира. Я рад убедиться, что вам не зря поручили отряд.
Ренджи тихонечко выдохнул. Пожалуй, это была высшая похвала, какую он только мог получить от бывшего начальства. И, наверное, единственный способ, каким Кучики был способен, придя в себя, выразить благодарность.
- Надеюсь оправдать доверие, Кучики-тайчо, - поклонился он заученным церемонным поклоном. – Вы не находите, что стало прохладно и стоит отправиться по домам?
- Пожалуй, - отозвался Кучики. – Благодарю за вечер, до встречи, Абараи-тайчо, - и вдруг тихо-тихо, как будто рядом был кто-то, кто может это услышать, добавил:
- Не напрягай плечи в поклоне, Ренджи, это некрасиво.
И растаял в шунпо прежде, чем Ренджи успел осознать, что ему сказали.
Через два дня он получил от Рукии бабочку.
«Та женщина, Окада Куми, покончила с собой. И представь – превратилась в холлоу практически у меня на глазах. Необычный холлоу – женская фигура в сплошь белом придворном платье, очень красиво. Я с ней еле справилась, честно говоря, мне помог квинси. Не знаю – сообщить об этом брату? Я так поняла, что он ею сильно заинтересовался... Ты не в курсе? Посоветуешь что-нибудь?»
«По-моему, не надо его этим отвлекать, - ответил Ренджи. – У него дел по горло. Но вообще, если тема всплывет, расскажи. Думаю, это его позабавит – он ведь ценитель красивого, пускай даже это холлоу...»
(1) Куми ( 苦味 ) – в этом написании «горечь, горький вкус».