Автор: Samishige.
Бета: Хельга и ко.
Альфа-ридер: Leyana.
Герои: Кира Изуру. Есть намеки на Кира/Гин, Айзен/Гин, Рангику/Гин, Шухей/Кира.
Рейтинг: PG-13
Жанр: психологическая драма, missing-scene, умеренный юмор, character study Киры.
Краткое содержание: "Кира пытается избавиться от навязчивого образа своего бывшего капитана, особо не надеясь, что ему это удастся".
Предупреждение: убийство, авторское видение персонажа, ОС.
Спойлеры: окончание первого арка, начало второго.
Отказ от прав: денег не получаю, персонажи и мир принадлежат Кубо Тайту.
Написано по заявке L.s., которая хотела:
читать дальшеФик авторский.
В порядке убывания интереса:
- Детство Киры, желательно с завязками на японский быт и мистику. Не стоит скатываться к совсем тяжелому детству, но и совсем счастливого тоже не надо.
- Гин/Кира, пост-второй арк, можно AU, чем все закончилось. Сюжет пооригинальнее, концовка по-неожиданней. Рейтинг любой.
- Ичиго/Кира, развитие отношений.
- Кира/Вабиске, внутренний мир Киры. Вабиске - девушка.
- Если Кира совсем никак, то Укитаке/Бьякуя. Бьякуи поменьше, больше упора на образ Укитаке.
- Укитаке/Кто-нибудь, только не Кайен и не Кераку, из оставшихся кто-нибудь подходящий.
+ Драма, ангст, японский быт, эстетика. Из кинков: кровь, но не в больших количествах. Обоснуй. Психологизм.
- Юмор, флафф, PWP
Отношения к спойлерам: Да пожалуйста.
Хочу сразу извиниться перед заказчиком - условия выполнены не совсем точно, фик представляет собой компиляцию из первой и второй заявок. Часть текста в комментариях.
читать дальше
ぼくはただきみに
さよならを言う練習をする
Я просто учусь
Говорить тебе слово «прощай».
- Кира-куун, - молодая, уже порядком захмелевшая женщина, положила голову на плечо своего коллеги и тяжко вздохнула.
- Да? – неожиданно низким и хриплым голосом откликнулся тот.
- Он ведь ушел, Кира-кун, - произнесла женщина, поведя плечами. – И ни я, ни ты не смогли его удержать. Ушел он… всегда уходил и сейчас ушел.
Молодой мужчина лишь вздохнул и обвел мутным взглядом питейное заведение, где они просидели уже полвечера. Где-то на краю сознания вспыхнула мысль, что они ушли из Сейретея сразу после обеда и сидят здесь с тех пор, напиваясь дешевым сакэ до икоты. Он не любил сакэ – после сдачи экзаменов в академию и последующего алкогольного ритуала его еле откачали медики из четвертого отряда. Сказали, правда, что он еще легко отделался – некоторые умирают прямо за столом.
С тех самых пор Кира алкоголя не пил, предпочитая шумным пирушкам сверхурочную работу с бумагами, а традиционному сакэ – разнообразные напитки с грунта. Не так давно знакомый из девятого отряда принес ему бутылку горького апельсинового ликера, меняющего в бокале со льдом цвет с прозрачного на янтарно-золотистый. Но сейчас вместо того, чтобы сидеть в компании бутылки и кисти с бумагой, сочиняя стихи, он уже несколько часов выслушивал пьяные жалобы своей коллеги-лейтенанта и любовался на ее шикарную грудь в разрезе косодэ.
Затихшая было, женщина неожиданно встрепенулась и разлила очередную порцию сакэ по чаркам. Кира, поморщившись, взял свою пору. Ему стало неуютно под тяжелым взглядом серо-голубых глаз.
- А ты ведь тоже светловолосый, Кира-кун, - неожиданно серьезно сказала она. – Не знала, что у тебя в роду были европейцы.
Мужчина неожиданно для себя замялся и уткнулся носом в чарку с сакэ.
- Я… - начал он охрипшим голосом. – Мои родители…
Обычно он действительно объяснял свою внешность некими мистическими родственниками по материнской линии, но сейчас, под испытующим взглядом Мацумото-сан, лживые слова отказывались превращаться в звуки.
- Никто не знает, почему так произошло, - наконец сказал он и, увидев кивок со стороны коллеги, неожиданно успокоился. В конце-концов, она тоже светловолосая и должна понимать…
- У меня то-же самое, - рассмеялась она. – Знаешь, я родилась в Руконгае, в 58 районе. Это было не самое плохое место, у моих родителей даже была своя лавка, в которой продавали чай, - она повернулась к Кире, выставляя грудь напоказ и убеждаясь, что он внимательно и чутко слушает. – Отец и мать любили меня, конечно, - она пьяно хихикнула. – Но ведь ты отлично знаешь, какие слухи ходят про светловолосых в Руконгае…
- Знаю, - отозвался Кира. Говорить становилось все сложнее, он еле шевелил губами, а его голос окончательно превратился в низкий, хриплый шепот. – Нечистая кровь, потомки иностранцев…
- А вот и нет! – радостно захохотала Мацумото-сан и стукнула кулаком по столу, привлекая внимание немногочисленных посетителей. – Голландцы, другие европейцы – это все чушь! Нееет… в Руконгае говорят не так, совсем не так. Европейцы появились в Японии не так давно, а легенды о светловолосых демонах ходят, кажется, уже не первую тысячу лет.
- Демонах? – ужаснулся мужчина.
Кто-то из посетителей снова покосился на них и украдкой сложил пальцы в отгоняющий нечисть жест. Кира затравленно посмотрел на окружающих и снова повернулся к своей коллеге. Та сидела на высоком барном стуле и горько ухмылялась.
- Именно, Кира-кун, речь идет о демонах, - сказала она. – Мои родители жили в 58 районе Руконгая, и их достаток сильно зависел от окружающих, а светловолосый ребенок… «дитя демона», как они меня называли. В общем, дела отца шли все хуже и хуже, поэтому в один прекрасный летний день мне дали денег, одежду, еды и указали на дверь.
Женщина откинулась на стуле, сложив руки на груди и ожидая реакции со стороны собеседника. Кире стало неловко.
- Я сожалею, - наконец выдавил он.
Мацумото снова засмеялась и налила еще по чарке сакэ. Кире показалось, что еще одна порция и желудок откажется принимать участие в происходящем. Или он сам…
- Кстати, милый, ты же не знаешь, как мы познакомились с Гином, - выпив свою порцию, женщина снова повеселела и принялась накручивать длинную прядь золотистых волос на палец.
Мужчина кивнул и замер с полупустой чаркой в руке. Все-таки слышать его имя… было так необычно.
- Гин, - неожиданно сказал он вслух, пробуя новое для себя слово. – Гин…
- Да, именно из-за волос его так и прозвали. Ты знаешь, сколько светловолосых мальчишек-беспризорников бегает по окраинам Руконгая, забегая на рынки и воруя по мелочи? Гин был лучшим среди них. Он даже не помнил, в каком районе родился. Вообще ничего о себе не знал. Зато - голод испытывал с раннего детства, так он сам говорил. Поэтому и воровать еду стал, едва научившись ходить. Его гоняли отовсюду, называя сереброволосым демоном, а он только смеялся. И когда меня нашел, тоже улыбался, а потом не бросил… Гин всегда приходил и уходил, когда ему этого хотелось и куда ему хотелось… - речь женщины снова становилась путанной. – Знаешь, мне иногда кажется, что он и правда демон-лис.
Мацумото засмеялась, а мужчина покосился на нее с еле заметной брезгливостью. Коллега внушала ему уважение и была неплохим человеком, как оказалось, но все-таки некоторые вещи неискоренимы и презрение к нижестоящим по происхождению оставалось при нем даже в этом убогом питейном заведении.
- Он нас предал, - прошептала женщина, опустив подбородок на сложенные локти. – Предал и бросил… очаровал своей лисьей магией, я уверена. Иначе, почему мне сейчас так больно, словно кусок сердца вырвали? Предал нас, - она царапнула длинным ногтем деревянную поверхность стойки. – И теперь такие же, как он будут предавать других людей и уходить. И так будет всегда. Демоны-лисы…
Она встала и, пошатываясь, побрела к выходу.
- Заплатишь, Кира-кун? – умоляющий, нежный взгляд серо-голубых глаз.
- Конечно, Мацумото-сан, - сквозь мутную дымку отозвался Кира и посмотрел женщине вслед. В голове крутились слова про «демонов» и воспоминания о красных глазах Гина…
Кира тихо засмеялся. Кажется, он почти привык называть своего бывшего капитана по имени. Жаль, что никогда не осмеливался на это раньше – как было бы прекрасно приветствовать его с утра или прощаться вечером по имени. Но теперь уже ничего не будет.
Мужчине до сих пор казалось, что произошедшее – это всего лишь глупый сон и, сидя в одиночестве рядом с кабинетом теперь уже Гина, он пытался уловить знакомые дыхание, шорох одежды и тихий смех. Со временем это стало навязчивой идеей…
- Белобрысый, ты расплачиваться будешь или как?
Грубый голос вырвал Киру из тяжелых раздумий, и он, бросив на стойку требуемую сумму, вышел на пыльную улицу.
Они с Мацумото засиделись, оказывается, до глубокой ночи. На черном летнем небе призрачным светом сияли звезды, вдалеке таинственно возвышались стены Сейретея. Потеряться было сложно, но все же Кира брел почти на ощупь – его шатало, в голове была пустота и непривычный к низкопробному питью желудок разнылся. К горлу подкатывала тошнота.
Не выдержав, он свернул в одну из улочек и побрел, держась за осыпающуюся каменную кладку, к наиболее темному углу. Его все-таки вывернуло, едва не запачкав форменные носки и сандалии. Накатила новая волна тошноты – на этот раз из-за отвращения к самому себе. Мужчина покачал головой и двинулся дальше. Ноги подкашивались, глаза закрывались…
- Эй, ты! – раздался сбоку окрик.
Погруженный в свои мысли Кира лишь вздрогнул и опустил руку на занпакто, ожидая удара. Звезды продолжали тускло сиять в небе – единственное освещение на пыльной, серой в темноте улице, по которой он брел последнюю минуту.
- Эй! – еще раз окликнули его. Голос был звонкий, мальчишеский, со смутно-знакомыми нагловатыми нотками. – Ты ведь шинигами, да?
Кира обернулся и посмотрел на своего собеседника. Невысокий, худой как скелет мальчишка с высеребренными звездным светом волосами стоял в нескольких метрах от него и ухмылялся. Кире захотелось завыть - воспоминания и реальность наложились друг на друга, а в голове слышался голос Мацумото, рассказывающий о детях-демонах. Ожившее воспоминание с улыбкой лягушонка двинулось к нему. В руках у мальчишки что-то темнело, и Кира слишком поздно понял, что это был камень.
Мужчина увернулся, но пьяное тело двигалось слишком медленно, и вместо виска камень попал в ухо. Кира завыл и, схватившись за меч, бросился на мальчишку. Тот улыбнулся знакомо – достаточно, чтобы в голове опасно запульсировало, - и убежал прочь, в темный переулок с каменными стенами. В руке у него что-то звякнуло – не понятно как, но маленький паршивец ухитрился стащить у лейтенанта третьего отряда кошелек. Если кто из коллег узнает – засмеют и будут правы!
Кира помчался было за ним, но на полдороги остановился и, привалившись к стене, стал ощупывать раненое ухо. Кровь на пальцах казалась почти черной, как у Пустого.
Мужчина слизнул кровь с руки и сощурился – в глубине переулка что-то шуршало, его неудачливый убийца решил спастись бегством. Или продолжить атаку.
Кира вздохнул и, оторвавшись от стены, побрел вперед. Во рту стоял медный вкус крови, смешанный с сакэ и собственной рвотой, а в голове разрозненными обрывками носились мысли.
- Мальчик, - хрипло позвал он в темноту. – Мальчик, выходи, я не причиню тебе вреда. Отдай деньги и… вали.
Обычно предельно вежливый и корректный, Кира не мог удержаться – ему хотелось выплеснуть всю злость на самого себя, Мацумото-сан, Гина и этого проклятого беспризорного мальчишку. Впереди послышался ехидный смешок, и по земле зашлепали босые ноги. Мальчик все-таки решил сбежать.
Кира снова остановился у стены и с отвращением посмотрел на быстро удаляющуюся фигурку. Маленький вор благополучно скрылся за поворотом – еще чуть-чуть и с месячным жалованием (вернее его остатками) можно будет распрощаться. Мужчина огляделся и, увидев, что никого нет, сорвался в шунпо.
Пара секунд и на спину белобрысому воришке легла тяжелая ладонь. Кира развернул его лицом к себе и с чувством отвесил пощечину.
Мальчик упал на землю, не прекращая до боли знакомо улыбаться, и посмотрел прямо на мужчину перед собой. В темноте его глаза казались черными провалами.
- Так не честно, дяденька, - ехидно сказал он.
Кире захотелось сказать грубость, унизить мальчика или даже сорваться, ударить его еще раз, но он замер на середине движения и заглянул прямо в наглые глаза. Мальчишка улыбнулся шире, а потом вскочил на ноги, дал взрослому пинка и нырнул в проем между домами. Шинигами вздохнул и, обессилев, сел на пыльную дорогу.
Применять любые техники в нетрезвом состоянии – это не самая хорошая идея, их предупреждали в Академии, и Кира всегда следовал этому нехитрому правилу. Зато, теперь можно на собственной практике понять уместность этого запрета. Голова кружилась, ноги подкашивались и уровень рейрёку упал до минимума.
Мужчина обернулся к проему в котором исчез недавний воришка. Несколько лет назад, когда Ичимару-тайчо… Гин… назначил его своим лейтенантом, Кира только и думал о том, каким был его несравненный капитан в детстве, как он себя вел, чем занимался…
Конечно, он знал, что капитан родом из Руконгая, а многие из местных детей не имеют ни возможности, ни желания вести себя в соответствии с правилами поведения в приличном обществе, но он никогда не думал, что его необыкновенный капитан мог вести себя так же. События сегодняшнего вечера, пожалуй, приоткрыли ему больше тайн об Ичимару Гине, чем все прошлые годы жизни рядом с ним.
Кошелек звякнул и выпал из ослабевшей руки на землю. Кира поднял голову и посмотрел на сияющую в небе луну – она медленно, но верно ползла к западному краю горизонта, а это значит, что совсем скоро рассвет, и пусть ему завтра и не идти на собрание лейтенантов или дежурство, но в любом случае позориться перед собственными подчиненными ли друзьями не хотелось. Кира глубоко вздохнул, запихнул кошелек поглубже в рукав и побрел по направлению к белоснежным стенам Сейретея.
По пути ему никто не встретился и, раскланявшись с дежурными у ворот, Кира спешно, прямо по крышам, помчался к собственным «покоям», как их называл Ренджи. Большая часть офицеров и рядовых жили в казармах, капитанам выделяли отдельные комнаты и только аристократы могли позволить себе жить в собственной усадьбе.
Небольшой дом достался ему от родителей: старинная усадьба в стиле сёин располагалась на окраине Сейретея, окруженная старыми каштанами. Огромные деревья казались жестокой пародией на традиционный японский сад, зато в их тени было приятно сидеть жаркими и влажными летними днями, а шелест листвы напоминал единственному обитателю о бескрайних лесах настоящей, дикой природы. Заросший ряской пруд с лягушками и стрекозами вместо карпов служил той же цели. Правда, в этом Кира не признавался ни дальним родственникам, ни коллегам. Для них у него была припасена давняя, услышанная еще в детстве легенда о том, что первый представитель их рода, получив от генерала разрешение на постройку усадьбы, решил окружить свой дом каштанами. Эти деревья издревле считались символом внутренней целостности и добродетелей – огромные шипы и цельные, сытные орехи внутри. Может быть, основатель рода и правда хотел подчеркнуть таким образом свои добродетели, но спустя пару сотен лет небольшие деревья выросли и окружили усадьбу подобием неприступной стены. Начиная с учебы в Академии, каждый год Кира приглашал своих друзей и знакомых на традиционные любования луной, которую не было видно за огромными ветвями, и на праздник сбора каштанов. В эти дни они собирались в полузаброшенном саду, жарили плоды и другую снедь, используя заклинания, и напивались до потери сознания, падая прямо на траву. Обычно хозяин дома вспоминал об этих встречах с теплотой, но сейчас даже мысль об алкоголе заставила желудок в очередной раз судорожно сжаться, а самого Киру – согнуться пополам и тяжело задышать.
Передохнув немного, он быстрым шагом пересек сад, с трудом поднялся по ступенькам, ведущим на веранду, и вошел в дом.
Слуг он не держал, жены у него не было, о чем красноречиво говорило висящее в токонома свадебное кимоно матери, и ухаживать за домом было некому. В темноте этого не было видно, но каждое утро, просыпаясь и в спешке собираясь на службу, мужчина видел, что по углам разрастается паутина, а под полом и даже на чердаке кто-то шуршит и попискивает. Впрочем, это не настолько его беспокоило, чтобы заставить себя подняться наверх и заново окунуться в воспоминания о родителях и детстве, взявшись за уборку самолично.
Вот и сейчас Изуру небрежно разбросал свою одежду по циновкам, укрывавшим пол, и, пошатываясь, двинулся в комнату, оборудованную им под спальню. Едва натянув на себя тонкое шерстяное одеяло, он уснул.
Чем дальше удаляешься от Сейретея, тем непригляднее становятся улицы. В последних районах Руконгая люди жили в землянках с крышами из веток деревьев или же в унылых, перекосившихся хибарах. Дороги, покрытые слоем пыли, помоев и экскрементов вызывали отвращение даже в темноте, а масляные лампы, наполненные кудзёдзу, распространяли вокруг себя удушливую вонь, находиться рядом с ними было невозможно. Неудивительно, что никто из шинигами не горел желанием дежурить в отдаленных районах, и среди рядовых это считалось едва ли не худшим наказанием – даже ссылка в одиннадцатый или работа на четвертый были менее постыдными и грязными.
Кира дежурил здесь лишь однажды, еще в бытность свою простым рядовым, но тогда вместе с ним был Ренджи и они вместо того, чтобы искать неприятности, быстро укрылись в одной из полуразрушенных хибар, и пили контрабандное, привезенное с грунта пиво, травили байки и хихикали над начальством.
Как он оказался здесь сегодня и что собирался делать, Изуру не знал. В голове копошились разрозненные мысли, а не утихающая боль в висках мешала собрать их в единую картину. Мерцающий свет ламп, висящих на деревянных столбах, вкопанных по краям дороги, придавал улицам налет романтизма, и, если бы не удушливая вонь, Изуру согласился бы с тем, что такая прогулка может доставить удовольствие.
- Эй! – раздался мучительно знакомый голос.
Изуру обернулся, уже зная, что столкнется с тем самым мальчишкой, который сегодня попытался украсть у него кошелек. Происходящее напоминало кошмарный сон.
- Эй, шинигами, я вижу, что тебе понравился этот район, - мальчишка, а это был все-таки он, ехидно засмеялся, легко спрыгнул с крыши ближайшего дома и, ловко приземлившись на все четыре конечности, уставился на мужчину перед собой.
- Это не твое дело, - грубо и вместе с тем растерянно ответил Кира.
- Конечно, не мое, - радостно отозвался мальчишка и улыбнулся во весь рот.
Знакомо до боли, серебристые даже в свете лампы волосы, хищный прищур глаз, широкая улыбка и ленивая ирония в голосе.
- Ты следил за мной? – строго спросил мужчина, пытаясь совладать с накатившими воспоминаниями.
- Возможно, - безмятежно ответил мальчик. – Ты занятный.
Кира вздрогнул. Так же сказал и его капитан… Гин, когда они встретились лицом к лицу в первый раз. Кира тогда был рядовым, исполнительным и аккуратным юношей, которому доверяли работу с документацией и доставку оной по назначению. В тот вечер он, изрядно уставший от бесконечных склок с лейтенантом второго отряда, пришел в казармы пятого и обнаружил, что часть документов залита чаем, а одна «бумажка», как их любил называть Гин, валялась в мусорном ведре, сложенная в виде лисицы.
Когда лейтенант вернулся с важного по его словам собрания и, не скрывая отпечатка алой помады на щеке, решил продолжить служить на благо общества душ в своем кабинете, он обнаружил, что место уже занято. Светлая шевелюра и унылое лицо конкурента едва виднелись из-за горы разного рода документации, а сам он увлеченно разглаживал исписанный лист бумаги, который совсем недавно был совершенно шикарной лисицей.
- Ты занятный, - сказал тогда лейтенант. – Не любишь лис, да?
Светловолосый поднял на него печальные голубые глаза и тяжко вздохнул. Решив не церемониться, Гин ловко оттянул полу косодэ шинигами и увидел на нем знак третьего отряда. Удовлетворенно хмыкнув, он отпустил оторопевшего парня и невозмутимо стряхнул со стола бумажки. Светловолосый посмотрел на него еще раз, протянул конверт с печатью третьего отряда и, поклонившись, направился к дверям. Уже на выходе неожиданно обернулся и сказал:
- Я люблю лис, господин лейтенант пятого отряда, - голос у парня оказался неожиданно низкий и странный, совершенно не сочетающийся с благородной и нежной внешностью.
Дверь слегка скрипнула, возвращаясь в исходное положение. Бывший теперь уже капитан пятого отряда как-то раз сказал Кире, что Гин в тот же вечер определился с кандидатурой своего будущего лейтенанта и светловолосого шинигами перевели в пятый отряд.
Но сейчас эти воспоминания вместо гордости и улыбки вызывали лишь острую боль в груди. Кира обернулся к своему собеседнику - тот вольготно уселся на грязную до невозможности землю и с неизменной улыбкой посмотрел на мужчину перед собой.
- Что тебе нужно? – неожиданно хрипло спросил Кира, окончательно оторвавшись от тяжких размышлений.
- Хочу сладких каштанов, сушеной хурмы, мармелада, новую одежду, чтобы лето никогда не кончалось и много денег, - отозвался мальчишка, продолжая улыбаться.
- И чтобы всегда было весело, - продолжил он, прежде чем Кира успел открыть рот. – А ты?
- Ничего, - ответил Кира и, круто развернувшись, двинулся в противоположную от мальчишки сторону.
- А как тебя зовут? – к ужасу шинигами мальчишка поднялся с земли и пошел за ним.
- Никак, - ровно ответил Кира и сорвался в шунпо.
Вернее, попытался сорваться, потому что мальчишка неожиданно прыгнул к нему и дернул за ногу так, что мужчина свалился на грязное подобие дороги, а сам уселся сверху.
- Меня зовут Тецу, - сообщил он и, хитро прищурившись, осмотрел открывшуюся после падения половину лица Киры. – У тебя шрам на лице.
Прохладные пальцы мальчика коснулись тонкой линии пересекавшей глаз и тянувшейся к уху, но потная мозолистая рука сомкнулась на его запястье. Раздался тихий хруст, и мальчишка скривился от боли, не издав, впрочем, ни звука. Секунда и мужчина тяжелой, пахнущей потом и алкоголем массой, навалился на мальчика. Тот сделал попытку вырваться, но не прекратил улыбаться.
- Ты, кажется, не понимаешь намеков, - почти прорычал Кира.
Внутри кипела ярость, смешанная с болью и жгучим страхом, разум тонул под давлением давно сдерживаемых чувств. Воздух затрещал и ощутимо потяжелел от выпущенной рейацу. Появление этого ребенка стало последней каплей.
- Отпусти, - прохрипел мальчишка по имени Тецу и открыл красноватые в свете фонарей глаза.
Вместо ответа мужчина сжатым кулаком ударил его в нос. Кровь разлилась по лицу темным, пахнущим металлом теплом. За первым ударом последовал еще один, а следом за ним острые зубы мальчишки впились Кире в руку – Тецу, захлебываясь собственной кровью, пытался остановить взбесившегося шинигами. Но тот не собирался останавливаться. Вместо этого мужчина встряхнул мальчика и с силой ударил головой об землю. Тот тихо взвыл, но через секунду захрипел, хватаясь руками за горло на котором сомкнулся железный захват шинигами. Мужчина был и сильнее, и тренированнее, поэтому мальчику оставалось лишь брыкаться и царапать противника острыми ногтями пока тот, хрипя и охая от боли, сжимал руки вокруг его горла. Потом все вокруг заполнила темнота, и мальчик растворился в ней.
Кира сидел над распростертым, слегка подрагивающим телом и с ненавистью смотрел на тонкогубое лицо. Как и когда любовь к Гину могла перерасти в жгучую, убийственную для и себя и окружающих ненависть, он не знал, но в эти минуты ощущал ее так же остро как восхищение и страх когда-то. Впрочем, страх оставался и сейчас – пока еще на задворках сознания, но все же достаточно ясный голос шептал ему, что он убил мальчишку и теперь нужно спрятать труп, нужно не попасться, нужно скрываться и никогда больше не возвращаться на эти улицы, в эту грязь.
Но пока сладкая волна ненависти проносилась по его телу, заставляя трепетать и упиваться убийством. Убивая Пустых, он не чувствовал ничего подобного, и, даже сражаясь с Мацумото-сан, не мог представить себе, что уничтожение живого существа может быть настолько сладким. Сейчас он сидел рядом трупом и вглядывался в исказившиеся черты лица, признаваясь самому себе, что давно мечтал сделать это. Он убивал Гина в себе, убивал каждый день, каждую минуту своей жизни после предательства, но разрушал лишь самого себя. И только сейчас понял, каково это – убить его по-настоящему. Убивать, убивать и убивать – всласть, до полного изнеможения.
«Не самая плохая альтернатива сексу» - мелькнула в голове мысль.
Кира ухмыльнулся и, пошатываясь, поднялся с земли с телом мальчишки на руках. Использовать магию было опасно, его с легкостью найдут по следам, поэтому мужчина направился к обочине, где начинался, как он знал, глухой лес. Брести в темноте через кусты, да еще и с трупом на руках было нелегко. Примерно через полчаса он остановился на крошечной поляне. Тело мягко и почти бесшумно упало на землю, а Кира опустился рядом с ним. Ему казалось, что лучше замаскировать смерть мальчика под убийство, выполненное местными жителям. Если Мацумото-сан была права и беловолосых действительно травили, то никто не удивится, если очередной беспризорник пропадет на несколько недель. Погода стояла влажная и уже через месяц от тела останется лишь желеобразная вонючая плоть, узнать в которой бывшую копию Гина будет невозможно. Если вообще что-нибудь останется – шинигами и Пустые после смерти мгновенно расщеплялись на частицы рейацу, светящиеся от силы выброса и количества, в то время как тела простых жителей распадались медленно, некоторые успевали даже разложиться до гниющих кусков мяса.
Кира поморщился, вспоминая, как на одном из последних курсов их водили в морг Руконгая (хотя скорее это можно было назвать свалкой трупов) и показывали разные степени разложения и распада на частицы. Предполагалось, что эти знания помогут будущим шинигами во время расследования очередных разборок враждующих кланов в Руконгае. Кто бы мог подумать, что один из лучших выпускников Академии будет использовать свои навыки в целях сокрытия преступления!
Отпечатки на трупе исчезнут в ближайшие сутки, вполне возможно, что это произойдет и с самим трупом, а даже если его найдут до этого, то никто не пойдет в лаборатории двенадцатого или четвертого отряда, чтобы опознать убийцу руконгайского беспризорника. Больше всего хотелось уничтожить тело прямо сейчас, используя магию, но полностью сжечь или разорвать на кусочки с помощью кидо было невозможно, а остатки трупа со следами магии куда опаснее, чем тот же самый труп с отпечатками пальцев.
Мужчина встал с земли, отряхнулся и посмотрел на небо: луна почти зашла, в воздухе ощутимо запахло утром, а среди ветвей громко запел крапивник. Кира покачал головой – на прошлой неделе они с Шухеем обсуждали, что стоит написать в журнал стихотворение в классическом стиле, и лейтенант девятого между третьей и четвертой пиалами сакэ предложил написать про Садзаки – птицу, олицетворяющую божество входа в потусторонний мир. Они оба решили, что это будет очень мило, и через две недели Кира должен был принести свой нетленный шедевр в редакцию. Теперь ему точно будет о чем написать…
С этой мыслью он сорвался в шунпо.
Утро началось с похмелья. Яркое солнце, бушующий за окном ветер и смутное ощущение беспокойства, оставшееся после сна – все эти обычные, неприятные вещи исчезли под напором яростной боли, лишь только лейтенант третьего отряда шевельнулся в попытке приподнять голову с подушки. Шерстяное одеяло сбилось и небрежной кучей валялось в ногах, оставив мужчину замерзать на сквозняке.
Охнув и попытавшись пошевелить замерзшими конечностями, Кира порадовался тому, что сейчас не зима. Ему вспомнилось, как в одно зимнее утро он проснулся и пошел проведать своего лучшего друга, Абараи Ренджи, с которым они прошлой ночью распили очередной подарок с грунта. Ренджи лежал на циновке, свернувшись клубочком, и хрипло дышал, а на кроваво-красных волосах и загорелой коже таинственно мерцала ледяная корочка. Следующие два дня его друг провел в госпитале при четвертом отряде, изрядно помотав нервы медикам, а затем принялся за самого Киру и его жилище. Причем, последнее было обозвано драной халупой с бумажными стенами, но это не помешало Ренджи отпраздновать собственное выздоровление в столь неприглядном месте.
Сейчас «драная халупа» казалась таковой и ее владельцу. Впрочем, дело было не только в ней, но и в самом устройстве мира. Полежав еще несколько минут, Кира стал собираться – как бы ему ни было плохо, но в офисе его ждали.
Тем более, среди шинигами третьего отряда было немало хороших медиков. Конечно, они не могли сравниться со специалистами из четвертого, но решить проблему похмелья у собственного лейтенанта им точно было по плечу. Кира и сам неплохо владел лечебными кидо, но применять их на себе не получалось даже у капитанов, а обращаться к четвертому отряду казалось ему недопустимым – слишком мелкий и порочащий лейтенантский имидж повод.
С улицы уныло пахло сыростью – утром наверняка прошел дождь, и все дороги сейчас превратились в месиво. Кира не знал почему, но из года в год, когда начинался сезон дождей, и половина Сейретея становилась настоящим болотом, шинигами уровнем повыше предпочитали путешествовать по крышам, а рядовые пачкали форменные сандалии и хакама, пытаясь в срок добраться до тренировочных полигонов по непролазной грязи, но никто так и не принялся за ремонт дорог в Сейретей. Гину всегда нравилось посылать в такие дни рядовых третьего отряда на самые дальние полигоны или на дежурства в Руконгай, а потом, когда грязные, злые и уставшие шинигами возвращались обратно, в родной отряд, именно лейтенанту поручали писать отчеты и объяснительные о том, почему именно офицеры и рядовые третьего отряда ходят одетыми не по форме. Воспоминания о бывшем капитане вызвали мучительную боль в груди. Предательство; такое страшное слово.
Кира закашлялся, шагая по каменной дорожке от дома к ветхим воротам, где его ожидала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, третий офицер отряда – симпатичная девушка с короткими черными волосами и строгим выражением лица. Все называли ее «второй Нанао» и прочили на место лейтенанта кого-нибудь из будущих капитанов.
- Кира-фукутайчо, доброе утро, - нахмурившись, поприветствовала она мужчину.
- Доброе утро, - в тон ей отозвался Кира, безуспешно пытаясь скрыть похмелье.
Естественно, что шинигами заметила состояние своего непосредственного начальства и, не решаясь высказаться вслух, прожигала светловолосого мужчину взглядом. Она была, пожалуй, единственной в отряде, кто терпеть не мог Гина, даже противилась переводу под его командование. Но, тем не менее, дослужилась до третьего офицера. Во многом это произошло благодаря тому, что Гин считал откровенную неприязнь со стороны симпатичной девушки чем-то вроде изысканного развлечения, скрашивающего ему досуг. Ему доставляло огромное удовольствие подшучивать над людьми, причем достаточно жестоко. Чаще всего доставалось непосредственным подчиненным. Жаловаться или игнорировать Гина было невозможно.
Так же как и рассерженную шинигами, которая начинала, кажется, терять терпение и готовилась высказать лейтенанту все, что думает о нем. Но прежде чем она открыла рот, готовясь выпалить нравоучительную тираду, Кира спросил деловым тоном:
- Что-то случилось, Акико-сан?
- Пять членов третьего отряда, включая шестого и пятого офицеров, подрались этой ночью в руконгайском кабаке, - тут она сделала многозначительную паузу и прищурила глаза. – С местными жителями.
Кира внутренне содрогнулся – только этого ему не хватало. После ухода капитанов дисциплина в брошенных отрядах и так оставляла желать лучшего, но драк с руконгайцами до сих пор не было. Если последствия серьезные, то…
- К счастью, кидо и занпакто никто не воспользовался, - утешила его шинигами. – Наши офицеры были слишком… расслаблены, чтобы оказать местным жителям достойное шинигами сопротивление. Большая часть отделалась несколькими синяками и царапинами, у одного из гражданских сломана рука.
- Четвертый отряд извещен? – Кира заметно помрачнел.
- Нет, все решили там же на месте, - отозвалась девушка, довольная произведенным эффектом. – На шум прибежали местные жители и дежурные из нашего же отряда, среди них был Чиюу-сан, он быстро исцелил пострадавших.
- Они должны понести наказание, - задумчиво произнес мужчина. – Нападать на гражданских запрещено и если кто-нибудь об этом узнает…
Кире не хотелось признаваться в том, что раньше подобные штучки сходили отряду с рук благодаря улыбке Ичимару, которой бывший капитан, как щитом, отражал все атаки – неважно, будь то свидетели, документы или крики коллег. Теперь, когда подобной защиты у них нет, надеяться на то, что Кира самостоятельно сможет представить капитанскому собранию произошедшее как милую невинную шутку, не приходилось. Он нахмурился.
- Драчунов в карцер на три дня, - сказал он. – Как выйдут, пусть придут ко мне за разъяснительной беседой.
Третий офицер кивнула: подобные решения ей всегда приходились по вкусу, она считала, что лишь железная дисциплина в отряде способна превратить орду мужиков в слаженный механизм убийства.
- Вы свободны, Акико-сан, - церемонно поклонился Кира, дохнув на девушку перегаром, после чего она поморщилась.
Еще один вежливый поклон, пара испепеляющих взглядов и третий офицер исчезла, переходя на шунпо. Похмелье и тоска с новой силой накатили на мужчину, и он, не удержавшись на ногах, сполз вниз, усевшись на холодные мокрые камни. Первый раз с ним такое случилось после попытки убийства Хинамори – мир разлетелся на кусочки и спешно провалился в пропасть, где и оказался сам Кира. Но вместо того, чтобы восстановиться и взлететь, он продолжал оставаться на самом дне, блуждая в алкогольном тумане и подвывая от безысходности. Кира и раньше не был особо любим и известен в своем отряде. Тень капитана, канцелярская крыса, бумажный лейтенант, - именно так его называли. Послушность, переходящая в слепое обожание, вызывала раздражение у мужской части отряда, а признательность и ласки капитана – у женской. Но теперь Гина не было…
На этом, пожалуй, можно было остановиться – именно в отсутствии Гина и заключалась вся проблема. В предательстве Гина.
Сердце горько сжалось в груди, и руки слегка задрожали. Киру нельзя было назвать плаксой, но в последнее время он стал таким нервным и замучанным, что превратился в тень самого себя.
«То есть стал почти прозрачным» - пронеслась в голове мысль.
Рука коснулась чего-то мокрого и мужчина, наконец, осознал, что сидит на холодных камнях вместо того, чтобы идти к казармам отряда и проводить показательную тренировку с рядовыми. Еще чуть-чуть и он опоздает. А лишние скандалы сейчас не нужны.
Две следующие недели прошли как бесконечный сон – тренируясь, подписывая документы, пытаясь достичь банкая и беседуя с коллегами, Кира ощущал ирреальность происходящего. Впрочем, он быстро научился относиться к своему состоянию с жесткой иронией, достойной самого Ичимару Гина. Все-таки смешно: давно и безнадежно мертвый лейтенант третьего отряда чувствовал себя призраком среди живых. Мертвый вдвойне. И два раза преданный. Мысли о Гине не давали ему жить, оставить все позади и двигаться дальше. Одного взгляда на знакомые двери ему хватало, чтобы сердце мучительно сжималось от боли. Даже погрузиться в работу не получилось – наоборот, обычно трудящийся до изнеможения лейтенант бежал из офиса отряда, как от лесного пожара. Остальные офицеры недоумевали и раздражались. Им казалось, что жизнь без капитана итак достаточно трудна, чтобы еще и лейтенант отлынивал от работы.
Дела в отряде ухудшались, даже прошел слух о том, что лейтенанта заменят. К счастью, этого не произошло, и рядовые надолго замолчали: они быстро поняли, что лучше такой лейтенант, чем вообще никакого. Но Кира знал, что за глаза его давно уже называли помешанным.
Ренджи, кричавший и грозившийся кинуться с кулаками на каждого, кто обидит его дорогого друга, никак не мог понять, почему светловолосый шинигами вместо того, чтобы самому устроить обидчикам разнос, прячется по углам и скорбно вздыхает. Кире не хотелось признаваться другу в том, что он и сам себя не считает нормальным, чего уж требовать от недовольных им рядовых. О снах он тоже с Ренджи не говорил. И пить стал меньше – кошмары чаще донимали его после хорошей порции алкоголя. Впрочем, и в остальное время сны ему снились малоприятные.
Почти каждую ночь он ходил по пыльным улицам Сейретей, выискивая следы Гина, словно хотел найти брешь в реальности и очутиться в прошлом. Впрочем, это было совсем не сложно – множество похожих друг на друга маленьких оборванцев с лисьими улыбками и серебристыми при свете луны волосами с удовольствием следовали за ним по пятам и дразнились. Действительно безумные сны.
Размеренная жизнь, если ее можно было таковой назвать, закончилась вместе со срочным донесением от дежурных седьмого отряда: в Руконгае начались волнения, жители воевали друг с другом и явно были настроены против шинигами. Особенно страдали дальние районы. И никто бы не обратил внимания, если бы почти все убитые не были светловолосыми. Это не было похоже на типичные для местных жителей драки с летальным исходом – двадцать трупов за неделю говорили о развязавшейся войне. Конфликт, как киста полная гноя, назревал долгое время и в один момент прорвался, грозясь превратить Руконгай в поле военных действий. Как всегда все происходило до ужаса не вовремя, среди младшего командного состава даже стали ходить слухи о том, что происходящее – план бывшего капитана пятого отряда.
Сам Кира сомневался в этом, но после всего произошедшего не мог отказаться и от такой гипотезы. Двойное предательство со стороны капитана вполне могло оказаться и тройным. Это было вполне в его вкусе: предать свой отряд, своего лейтенанта и всех светловолосых. Чем больше Кира думал о произошедшем, тем меньше понимал, что в действиях Гина задело его сильнее: то, что он ушел, или то, что он предал. Тоска сменялась ненавистью и наоборот. Вконец измотанный дневными переживаниями, мужчина и ночью не знал покоя – пародии на Гина донимали его в собственных снах, привязывая к прошлому еще крепче.
Тяжкие размышления прервала появившаяся адская бабочка. Кира как раз закончил подписывать очередной отчет и устало щурил глаза, глядя на светильник с журавлями, стоявший в углу комнаты. Сейчас он был настолько уставшим, что даже не ощущал ненависти в данному предмету – безвкусный, огромный и почти бесполезный светильник подарил Гину его бывший капитан по случаю назначения в третий отряд. Гину он сразу не понравился, но, едва поймав недовольный и слегка ревнивый взгляд своего новоиспеченного лейтенанта, он поставил кошмарный выкидыш гончарного искусства на видное место. Видное для Киры, разумеется; себя хитроумный капитан лишил чести любоваться на подарок любимого и уже бывшего капитана. Вредное насекомое, между тем, уселось на вышеописанный предмет и не реагировало на призывы лейтенанта.
Мужчине пришлось встать, самому взять бабочку на руки и потом уже прослушать сообщение. Лучше бы он продолжил сидеть: нашли еще несколько трупов, среди которых есть дети, и теперь лейтенантов собирают на срочное совещание.
- Это очень плохие новости, - пробормотал он, обращаясь к бабочке, и вскинул руку вверх. Она покружилась немного по комнате и выпорхнула через раздвижные двери.
Кира последовал ее примеру.