"Откровения", Тоусен/Хисаги, PG-13, для ~Зоич~Мураки~

[bleach-fest]

Название: Откровения
Автор: Botan-chan
Бета: Зигра
Герои/Пейринг: Тоусен/Хисаги (или наоборот - сами разберутся)
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс
Отказ от прав: всё принадлежит Кубо

Написано по заявке ~Зоич~Мураки~ :

заявка

==========
Фик (лучше авторский)
(в порядке убывания интереса)

Ичимару Гин/Хитсугайя Тоширо – время желательно до ухода Айзена и Ко в Лас Ночес
Чад/Нова (мве-хе-хе)
Гриммджо/Улькиорра
Ичиго Куросаки/Ишида Урую – на грунте, до того, как Орихиме свистнул Айзен
Хисаги Шуухей/Тоусен Канаме

Для всех фиков
+ желательно юмор (даже в какой-то мере стеб, только не очень злобный^^), можно романс (тока не откровенный флафф!!!), рейтинг желательно повыше, задействовать побольше других персонажей)) И обязательно хеппи энд))) *во напросил-то*
- агнст, смерть персонажей, PWP, сильное ООС

отношение к спойлерам: отрицательно (мя смотрел апниме только по 149 серию, мангу не читал)
==========

от автора: юмор не получился, рейтинг не получился, много персонажей тоже не получилось. Из заявки только пара, отсутсвие спойлеров и романс (грустный) . Мне жаль

фик

Пролог

Неровный, идущий волнами шорох листьев под слабым ветерком. Топот ног по деревянным доскам за стенами. Тепло солнечных лучей на коже. Запах пыли, бумаги и, совсем немного, лисьей шерсти – Комамура заглядывает в гости почти каждый день. Разрозненные вспышки рейацу, то мощной и сильной, то нервно-мерцающей, то тускловатой, как пригашенный огонь. Под рукой – отполированное дерево, на котором чувствительные подушечки пальцев всё равно находят сотни неровностей и мельчайших щербинок.
Где-то здесь должен лежать годовой отчёт, который пора сдавать главнокомандующему. Тоусен ещё раз провёл рукой по пустой поверхности стола и нахмурился. С тех пор, как его лейтенанта покалечило на Грунте с полной невозможностью восстановления, ведение документации Канаме пришлось взять на себя – младшим офицерам доверять такую работу было не положено. И это оказалось ещё тяжелее, чем он предполагал. Не то, что подписи в готовые бланки проставлять. А ещё проклятые бумажки постоянно норовили перепутаться, потеряться, улететь куда-нибудь в угол, подхваченные сквозняком из окна, а искать их потом с помощью рейацу было не так просто – слишком невесомый материал.
Наверное, именно за это он так ненавидел любой хаос, любое отклонение от установленного порядка, нарушение принятого Закона. Ненавидел до дрожи, до страстного желания разломать всё вокруг на мелкие кусочки. За то, что боялся не успеть вовремя заметить и сориентироваться в новом, изменившемся мире, когда отчёт оказывается не на своём месте, окружающие надевают непонятные, незнакомые знаки отличия, а привычные до машинального исполнения правила вдруг теряют всякий смысл.
И дело тут было, пожалуй, не только и не столько в слепоте.
- Здравствуй, Тоусен, - низкий, раскатистый, с отзвуками звериного рычания голос не стал неожиданностью: спокойная, но мощная и яркая рейацу Комамуры чувствуется издалека, впрочем, как и у каждого из капитанов. – Я в первый отряд, к сётайчо. Ты ведь тоже туда собирался?
- Здравствуй. Собирался, - отрывисто подтвердил Канаме и снова провёл пальцами по столу.
Пусто.
- Правее на пол-локтя, - подсказал Комамура, мгновенно поняв в чём дело.
Тоусен благодарно кивнул, подхватывая толстую папку. Наверное, поэтому он больше всего и ценил своего друга – тот никогда не унижал его жалостью, тем более, не пытался бесполезно утешать. Просто вот так вот вовремя, спокойно и естественно, подсказывал, говорил пару единственно нужных слов, и сразу становилось чуть-чуть приятнее жить.
- Пойдём, - Канаме не оборачиваясь вышел в коридор, зная, что Комамура не заставит себя ждать.
За его спиной лис шумно вздохнул и, кажется, встряхнулся всем телом, как настоящий зверь.
- Кстати, ты знаешь, что скоро в Академии выпуск? И, говорят, будет много перспективных новичков. Очень перспективных. Айзен упоминал, что уже присмотрел для своего отряда парочку, - внезапно заговорил на совершенно новую тему Комамура.
- И что?
- Посмотрел бы ты на них, Тоусен. Всё равно тебе лейтенанта нового надо, - чуть ворчливо пояснил Комамура, словно досадуя на недогадливость друга.
- Посмотрю, - после секундной паузы согласился Канаме.

Удивление

Удивление. Вполне естественное чувство в ситуации, когда реальность внезапно оказывается совсем не такой, какой представлялась в воображении. Растерянность, непонимание. «Но ведь… должно быть иначе!». Удивление. Именно его почувствовал Хисаги Шухей при первой встрече со своим капитаном.
Возможно, потому что его предыдущий опыт встречи с калеками был совершенно другим. Они могли оказаться довольно разными людьми: сломленным, с затравленными глазами здоровенным детиной, или сухоньким, бойким на язык старикашкой, в котором энергии хватило бы на пару-другую подростков. Но, так или иначе, они оставались калеками, и это было заметно с первого взгляда.
А у капитана Тусена – нет.
Хисаги увидел его, ожидая своего назначения рядом с канцелярией академии. Хорошенькая девушка-секретарь успела шепнуть ему, что, возможно, распределение будет более чем удачным для вчерашнего выпускника. Кто другой на месте Шухея тут наверняка бы разволновался, но он почувствовал только любопытство и лёгкое предвкушение, и преспокойно уселся ждать, поражая отстранённым видом всех работниц штаба.
А потом по коридору прокатилась приглушенная, но всё равно придавливающая рейацу капитана, и из-за угла вывернул незнакомый шинигами в ослепительно-белом хаори.
Ну, шинигами и шинигами, высокий, непривычно темнокожий, но мало ли как бывает. Он шёл так стремительно и уверено, так ловко обогнул чуть не врезавшегося в него посыльного, да ещё и здоровенную кипу документов в руках мальчишки придержал вовремя, что Шухей как-то даже и не обратил внимания на плотную тёмную повязку у него на глазах.
Капитан остановился напротив, и, не смотря в сторону молодого шинигами, негромко спросил:
- Вы - Хисаги Шухей, выпускник Академии этого года?
- Да, тайчо, - коротко ответил парень, быстро поднимаясь с пола и чувствуя некоторую досаду.
Он, конечно, всего лишь новичок, но этот капитан мог хотя бы взглянуть на него!
Тот же кивнул, словно сам себе, и так же негромко сообщил:
- В таком случае, с этого дня Вы считаетесь моим лейтенантом. Испытательный срок – полгода, хотя, думаю, всё будет ясно несколько раньше.
Потом повернулся, поднял руку немного в сторону. Повёл ладонью, прежде, чем коснуться щеки Хисаги. Тонкие, тёплые пальцы пробежали ему по лицу, и только тогда Шухей запоздало оторопело понял, что его новый капитан слеп.

Восхищение

Восхищение. Восхищение, оглушённость и дикая усталость – вот что чувствовал Хисаги, заползая на плановую вечеринку к Мацумото в конце недели.
Так Хисаги не выматывался даже во время самых тяжёлых сессий в Академии. Тоусен явно намеревался проверить его выносливость и не делал новичку на лейтенантском месте никаких поблажек. Документы, за себя и за капитана, тренировки отряда, разбор конфликтов, слишком мелких, чтобы ими занималось высокое начальство…
Водоворот работы затянул Шухея, захлестнул с головой. Парню казалось, что он пытается выгрести против бурного течения, едва успевая взмахивать руками, чтобы не унесло. Барахтается в нескончаемом потоке дел, каждое из которых – жизненно важно, пытается успеть всё… А вот его слепой капитан не пытается. Но успевает. Не глядя ставит подписи точно там, где надо, только не сразу, а пробежав по всему исписанному листу чуткими пальцами, легко вылавливая неизбежные по неопытности ошибки Хисаги. Парой негромких фраз ставит на место даже самых горячих скандалистов. Лично следит за обучением отряда, и новоиспечённого лейтенанта в отдельности. И ещё… и ещё…
Шухей всегда считал себя спокойным, не склонным к преклонению перед кем бы то ни было человеком, но капитан Тоусен вызывал в нём почти детский восторг. Хисаги удивлялся сам себе, но сделать что-то с внезапным чувством не мог, да и не пытался. Только усерднее вцеплялся в работу, после того, как, задержав пальцы на строчке документа, капитан коротко, но очень понятно объяснял ему суть очередной ошибки…
- Эй, Хисаги, чего молчишь? - громкий голос Мацумото вырвал Шухея из задумчивости. - Ты нам бутылку должен. Между прочим, твой шеврон мы ещё не обмывали, а уже неделя как прошла.
- Чего там обмывать?! – немного злорадно и одновременно сочувствующе ухмыльнулся Иккаку. - Тоже мне радость – с бумажонками возиться!
- А вот вовсе и не обязательно! – тут же пылко возразила Рангику, и они с энтузиазмом продолжили спор, размахивая руками, перекрикивая друг друга и втянув в свою шутливую перебранку почти всех присутствующих.
Хисаги удовлетворённо вздохнул, радуясь, что его оставили в покое, и свернулся клубочком в углу. Мацумото обиделась бы, если бы он не пришёл сегодня, но сил не было даже на то, чтобы пить. Хотелось только закрыть глаза и посидеть спокойно, точно зная, что сейчас не надо ничего делать, никуда бежать или судорожно пытаться понять ещё один пункт ещё одной заковыристой инструкции.
«Ничего, прорвёмся. Обязательно» - ещё подумал Шухей, улыбнулся и заснул.

Понимание

Понимание. Оно было внезапным, ярким и оглушающим. Словно, это не капитан, а он сам, Хисаги, носил на глазах плотную чёрную повязку, а потом её сняли, и в глаза плеснул свет. Или как раз наоборот? Вдруг набежали тучи, скрывая слепящее солнечное сияние, и он смог, наконец, увидеть?
А ведь всё произошло по чистой случайности…
Со времени назначения Шухея прошёл месяц. Работать стало ощутимо легче, усталость больше не давила на плечи свинцовым грузом. Подчинённые к нему привыкли, более того, кажется, начали уважать за несомненный талант и сдержанность, чем-то напоминающую непоколебимое спокойствие любимого капитана. Ошибки в бумагах встречались по-прежнему, но не так, чтобы очень часто. Да и тренировки с Тоусеном давали куда больше, чем уроки в Академии. В общем, жизнь определённо налаживалась, и Шухей чувствовал себя вполне довольным.
В последствии он даже не помнил, из-за чего тогда задержался в офисе. Какая-то мелочь, не то закатившаяся за стол кисть для письма, которую пришлось долго доставать, не то недоделанный документ, в котором и заполнить-то оставалось две графы, не то просто времени не заметил. В любом случае, Хисаги задержался. В офисе стало совсем тихо, кажется, кроме него трудоголиков не нашлось. Ну и ещё ощущалась за тонкой стенкой рейацу Тоусена.
Шухей встал, с удовольствием потянулся, и осторожно постучался в кабинет капитана – попрощаться.
- До завтра, Хисаги-фукутайчо, - как обычно негромко ответил ему Канаме, не поворачивая головы.
Странно, почему-то он не сидел, как обычно, глотая чай из гладкой тёмно-синей чашки, а стоял, словно закрывая от лейтенанта стол.
Хисаги на секунду замялся на пороге, собираясь уходить, но потом его взгляд как-то сам собой переместился вниз, на пол. На упавший бумажный пакет и разлетевшиеся по полу высушенные листья чая.
- Тайчо… у Вас чай рассыпался, - зачем-то сообщил Шухей.
- Да… я знаю, - капитан странно, неловко повернулся, пола хаори скользнула над полом, заставляя чаинки разлететься ещё больше.
- Тайчо…
Хисаги моргнул. Потом ещё раз. Ослепительное солнце затянуло тучами, и он, наконец, увидел…
Несколько пятен от чернил на белой ткани и ладонях капитана. Некоторую помятость одежды, особенно рукавов. Растрепавшиеся волосы и нелепую ядовито-розовую резинку, державшую их. Неуверенно подрагивающие в воздухе пальцы, пытающиеся нащупать на столе перевёрнутую чашку, чтобы поставить её правильно.
- Тайчо… сделать вам чаю? – тихо спросил Хисаге, чувствуя себя полным, непроходимым идиотом, и спрашивая себя, как можно было не замечать всего этого раньше.
- Благодарю, - «…нет необходимости» - почти услышал Шухей продолжение сухого ответа.
Но почти, оно не считается. Поэтому лейтенант молча подошёл, убрал рассыпавшийся чай и достал новый пакет. Весь оставшийся вечер ему упорно чудилось, что Тусен смотрит ему в спину пристальным, внимательным, чуть настороженным взглядом. Но теперь Хисаги твёрдо помнил, что его капитан слеп.

Влюблённость

Влюблённость. Она оказалось на удивление деликатной, скромной и тихой гостьей. Совсем не такой, какой запомнил её Шухей по годам в Академии, когда страсть могла захлестнуть с головой. На его манер, конечно, без безумств, отчаянных драк и диких порывов – спокойной, мощной и мгновенно узнаваемой волной. Однако, на этот раз всё случилось иначе.
Возможно, из-за того, что Тоусен был его капитаном. Сильным, спокойным, незыблемым, как основа мира, и в тоже время беспомощным в мелочах. И это оказалось так неожиданно, до изумления естественно – заботиться о своём непоколебимом капитане. Вовремя придержать ускользающую бумагу. Поправить чуть сбившуюся одежду. Перевязать волосы новой лентой вместо очередного цветастого кошмара. Приготовить вечером чай, горячий, но ни в коем случае не кипяток, а потом сидеть в углу, наблюдать, как Тоусен пьёт мелкими глотками тёмно-красный кисловатый напиток, и слушать неторопливую речь капитана.
Разговаривать, по-настоящему разговаривать, тот начал не сразу, но когда начал… Шухей никогда не думал, что описание длинной, на десяток свитков, инструкции может быть таким занимательным и забавным. А дурацкие байки и анекдоты – страшными. А изложение старинного философского трактата – захватывающе интересным. Тоусен умел просто заворожить слушателя негромкими, выразительными словами… если, конечно, хотел.
Хисаги заботился. Хисаги слушал. Хисаги говорил. Хисаги узнавал капитана… нет, человека Канаме Тоусена всё лучше и лучше. И всё чаще стал ловить себя на желании, сидя рядом с ним, опустить голову на колени слепого, почувствовать, как нервные, чуткие пальцы осторожно перебирают его волосы. А потом зарыться рукой в жёсткие, курчавые пряди капитана в ответ, притянуть к себе и поцеловать, чем жарче, тем лучше…
Он долго старательно не обращал внимания на эти мысли, такие осторожные и поначалу ненавязчивые. Но в тот вечер, когда Тоусен, грея в ладонях неизменную чашку с чаем, объявил, что его полугодовая стажировка закончена – с положительным результатом, разумеется – Хисаги кивнул, пересел к капитану ближе и лёг, устроив голову у него на коленях.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом горячая рука опустилась ему на волосы, поглаживая встрёпанные пряди.

Справедливость

- Это слишком суровое наказание за такой мелкий проступок, Тоусен-тайчо.
Шухей чуть нахмурился, смотря исподлобья. Он уважал позицию капитана, и во многом был с ней согласен, но, по его мнению, иногда помнить об одной лишь справедливости – неправильно.
- Он чуть не убил собственного напарника, это «мелкий проступок»?! – Тоусен стремительно повернулся, полы хаори резко взметнулись. – Наказание справедливо.
Хисаги демонстративно замолчал и отпил из своей чашки. Чай – пожалуй, это был неизменный атрибут любого их нерабочего разговора. Тоусен мог поглощать его литрами.
- Я не собираюсь менять решение, - сказал Канаме чуть тише, и Шухей понял, что у несчастного провинившегося появился шанс. Небольшой.
Шухей продолжал молчать, делая неторопливые глотки и не пытаясь возразить капитану, уточнив, что «чуть не убил» – это заметное преувеличение, от пары синяков ещё никто не умирал, да и вообще, казарменные драки – отнюдь не прерогатива одиннадцатого отряда. Тоусену вообще было бесполезно возражать, о категоричность его суждений разбивались практически любые доводы. Поэтому Хисаги продолжал молчать, сидя перед чайным столиком и снизу вверх глядя на рассерженное начальство… впрочем, в тот момент Канаме начальством для него не был. Только не там. Только не тогда.
Тоусен остановился и повернулся к Шухею.
- Завтра… я пересмотрю это дело. Возможно, Шиндо Юки придумает себе за ночь достаточно веское оправдание, – раздражённо бросил капитан, и тоже сел на пол.
Край хаори едва не попал в чашку, но Хисаги привычно перехватил падающую ткань, спасая её от новых пятен. Всё-таки тот, кто изобретал капитанскую форму, думал явно не головой, иначе в жизни не сделал бы повседневную накидку белого цвета.
- Возможно, иногда справедливость может смягчаться, тайчо, - дипломатично проговорил Хисаги, рассматривая лицо капитана в упор.
Казалось бы, за несколько лет мог бы и привыкнуть, но ему иногда до сих пор становилось странно от того, что они сидят вот так в доме Тоусена, спорят, забыв о субординации, разговаривают о чём-то… спят вместе, в конце концов! А самое странное то, что раз за разом Шухею удаётся переубедить своего несгибаемого капитана, ничего особенного, в общем, для этого не делая.
Канаме раздражённо фыркнул на слова Хисаги и передёрнул плечами, явно стараясь успокоиться и явно без особого результата. В своё время Шухей был немало изумлён, осознав, что за тихим голосом и постоянной невозмутимостью капитана скрывается бешеный темперамент и невероятное упрямство, скорее свойственные горячим парням из одиннадцатого. Последнего Хисаги не произнёс бы вслух и под страхом смерти – за подобные поползновения от Тоусена наверняка пришлось бы порядочно огрести. Но про себя Шухей, пожалуй, даже забавлялся тем, что Канаме чем-то похож на ненавистного ему Зараки Кенпачи.
Неожиданно капитан протянул руку, безошибочно ухватив лейтенанта за рубашку, рывком притянул его к себе, и жадно поцеловал.
«Определённо, похож», - подумал Хисаги, вспомнив болтовню одного самого-красивого-в-мире-шинигами, о том, что-де, капитан одиннадцатого бешено возбуждается после любых драк и вообще ссор. А потом мысли Шухея стали занимать совсем другие вещи, нежели чьё-то там сходство.

Эпилог

«Возможно, иногда справедливость может смягчаться…»
Тоусен скептически хмыкнул и покачал головой. Хисаги заворчал во сне и перевернулся на другой бок. От запаха мужского тела и недавнего секса, острого и пьянящего, снова начало подкатывать возбуждение. Канаме бесшумно встал, набросил попавшуюся под руку одежду (штаны, похоже, принадлежали не ему) и бесшумно вышел на веранду. Ночной воздух был свежим и приятно прохладным. Тусен стоял, слушая ровный, успокаивающий шелест травы, и думал о своём лейтенанте.
«Возможно, иногда справедливость может смягчаться…»
Этот спор повторялся не раз, и не два, и Канаме по-прежнему не считал правильным отступать от своих принципов. Чуть снизь планку допустимого – и она поедет вниз, ускоряясь всё больше и больше, как камешек, сорвавшийся с утёса, движение которого не остановить и уж тем более, не повернуть. А без неукоснительного выполнения закона справедливости рухнет и порядок мира, скомкается, порвётся, как лист бумаги в руках ребёнка.
Правда, с некоторых пор у Канаме появилось сомнение, а так ли это окажется страшно, как ему представлялось.
«Возможно, иногда справедливость может смягчаться…»
Тоусен опять поморщился. Сомнения никогда не доводили его до добра, и, как правило, выливались в какое-нибудь буйное безумство. Ну, с тех пор, как он научился себя контролировать, безумство могло быть тихим, но легче от этого не становилось.
Канаме легко спрыгнул с веранды на землю. Холодная, жёсткая трава щекотала ступни. В сотне метров впереди располагалось небольшое, тихое озерцо, заросшее осокой и водными лилиями. Почему-то Тоусену всегда очень хорошо там думалось. Да и не только Тоусену – порой у озера можно было встретить всех капитанов попеременно.
«Возможно, иногда справедливость может смягчаться…»
Пожалуй в первый раз Канаме не знал, что он должен ответить, чем может возразить, да и надо ли вообще возражать.
Лёгкий ветерок подул в лицо. Запахло водой, тиной и цветами. Тоусен усмехнулся сам себе, и загадал, что задаст свой вопрос первому же встреченному у озера шинигами. Нет, не прямо, конечно. Но иногда, для того, чтобы получить ответ, вовсе не обязательно спрашивать в открытую. Скорее всего, это будет Укитаке Джуиширо, он часто здесь гуляет. Или Кёраку Шунсуй, в который раз прячущийся от своего лейтенанта с бутылкой саке. Или…
Канаме остановился и повернул голову в сторону вышедшего из-за деревьев человека.
- Приветствую Вас, Айзен-тайчо…