"Черное с белым", для Рончега

30.09.2010 в 15:00

Genius loci

* * *

Солнце не успевает выползти из-за горизонта, когда старуха расталкивает их, спящих в обнимку прямо на полу возле ниши с остывшими углями, сует им в руки по свертку ткани и приказывает переодеваться. Рангику торопливо трет слипшиеся глаза тыльной стороной ладони, все еще не до конца веря в то, что видит. В свертке у нее на коленях оказывается горчичного цвета юката из плотного, хотя и поношенного уже хлопка.
- Это... оба-сан, это же...
- От внуков осталось. Им теперь уже ни к чему. Одевайтесь, быстрее.
Рангику спешно подхватывает одежду, прижимает ее к груди, оглядываясь в поисках чего-нибудь, за чем можно было бы укрыться, чтобы переодеться, но в комнате нет ничего подходящего.
- Гин, пожалуйста, отвер... – нерешительно начинает она, но спотыкается, не договорив.
Неловко прижимая перевязанную руку к груди, Гин пытается вывернуться из своего пыльного, порванного в нескольких местах косоде. Осторожно спускает его с плеча, но застревает в рукаве локтем и сдавленно шипит от боли, пытаясь его освободить.
- Иди вон туда, - кивает старуха в сторону дальнего угла, обращаясь к Рангику. – Ему я помогу.
Рангику справляется с одеждой быстро, а вот Гина приходится немного подождать. Она заворожено смотрит на то, как оба-сан запахивает на его груди темно-синее косоде и ловко подвязывает его нешироким поясом. Гину, кажется, такие хлопоты вокруг него совсем не в радость. Он с явным недовольством поправляет перекинутую через шею повязку, которая поддерживает его сломанную руку.
Утро дышит в лицо осенней мерзлотой.
- Спасибо, оба-сан, - кланяется старухе Рангику. – Спасибо.
Вместо ответа та сует ей в руки еще один сверток – на этот раз небольшой и теплый.
- Здесь немного еды.
Рангику прижимает сверток к груди и снова кланяется – искренне, почтительно.
- А как же ваши внуки? – звучит рядом голос Гина. - Не оставите для них?
В глазах старухи вспыхивает что-то, отдаленно напоминающее посыпанную пеплом горечь.
- Мои внуки исчезли месяц назад. А теперь уходите. И лучше бы вам никогда не возвращаться.

* * *

Но они не уходят. Покидают деревню, да, но из района не уходят.
Рангику спрашивает Гина, почему, и он произносит всего одну фразу:
- Они еще здесь.
Это не проясняет абсолютно ничего, но Рангику не спорит.
Пятьдесят третий район – не лучшее место, чтобы надолго задерживаться. Люди здесь злее и жестче, что неудивительно, ведь каждый выживает, как может. Немногие жители предпочитают возделывать поля и сажать рис. Куда проще обокрасть, избить, отобрать последнюю еду или одежду. Если на это приходится идти взрослым, что можно взять с детей?
Гин продолжает воровать, иначе они просто умрут от голода, но больше не попадается. Он не совершает одну и ту же ошибку два раза. Перелом уже сросся, и только в ненастные, дождливые дни в руке просыпается тупая, ноющая боль. Едва собирается гроза, Рангику, несмотря на возражения Гина, приказывает ему садиться ближе к огню и принимается осторожно разминать мышцы на его левой руке.
- Ты упрямая, Ран-тян, ты знаешь?
- С тобой иначе никак.
- Ну почему же? Иногда я могу быть хорошим мальчиком, - обезоруживающе улыбается Гин.
- Я уже говорила тебе, что вижу, когда ты врешь.
- Суровая Ран-тян, - смеется он невесело.
Иногда его улыбка пугает. В такие дни он молчит как-то особенно напряженно, будто выжидающе, и Рангику теряется в догадках, не зная, чем вызвано такое его поведение. Потом Гин уходит – так же молча, не говоря ни слова, а когда возвращается – через день или два – в его глазах тлеет ярость разочарования.
Он вновь ищет что-то и вновь не находит. Рангику хотела бы знать, что именно, но никогда не спросит. Ей достаточно и того, что Гин возвращается.

* * *

Когда на землю ложится первый снег, он приносит меч. Короткий вакидзаси, в гладких на ощупь, холодных ножнах, которые можно спрятать даже в рукаве. Рангику касается лезвия – осторожно, с каким-то новым, незнакомым ей трепетом, и тут же отдергивает руку, будто обжегшись.
- Оно... Она...
- Да, Ран-тян. Она. Шинсо. Правда, красавица?
Рангику кажется, что она слышит, как меч откликается на похвалу тихим, протяжным звоном. Но стоит ей сжать в пальцах рукав Гина, как в звоне появляются новые, агрессивные нотки. Откуда-то Рангику знает – так звучит ревность.
- Откуда она у тебя?
- Ну что за вопросы, Ран-тян? - снисходительно треплет ее по волосам Гин. - Ты такая любопытная.
Глядя на меч в его руках, Рангику впервые понимает: Гин изменился – пугающе и неотвратимо. А она, хоть и была всегда рядом, так и не поняла, когда это случилось.

* * *

Рангику любит танцевать.
Она двигается плавно, перетекая из позы в позу, описывая руками полукруг и пряча лицо за сомкнутыми рукавами. Делает изящный разворот, замирает на полусогнутых ногах, вскидывает голову, глядя на зрителей. Мелодия, под которую она танцует, замирает на пару мгновений, ровно настолько, чтобы Рангику успела снова взмахнуть руками, и льется дальше, неспешно, завораживающе.
Кто бы мог подумать, что Гин умеет играть на тростниковой флейте.
Иногда Рангику кажется, что и не было того полугода, что они путешествуют вместе - столь необычным оказывается то, что удается о Гине узнать. Вот и с флейтой было так же. На одном из рынков очередной деревни они встретили ветхого, сморщенного старичка. Глядя на скрюченные пальцы, которыми он с трудом держал палочки для еды, трудно было поверить, что еще пару минут назад тонкая трубочка тростника оживала в его руках, издавая печальные мелодичные звуки. Рангику восхищенно хлопала в ладоши, замерев перед сидящим на земле старичком, а потом долго кланялась ему, благодаря за то, что он позволил ей услышать его восхитительную игру.
Гин молча улыбался, но улыбка эта была холодной и острой, как лезвие спрятанного в его рукаве меча.
- Ммм, так значит ты любишь музыку, Ран-тян? А почему я не знал?
- Наверное, потому что никогда не спрашивал, - рассмеялась в ответ Рангику. - Тебя это удивляет?
- Немного.
Больше они об этом не заговаривали, но вечером Гин принес откуда-то потертую тростниковую флейту, и стоило ему приложить ее к губам, как Рангику забыла, что хотела подшутить над его завистью к старичку-музыканту. Она слушала, не в силах оторвать взгляда от порхающих по инструменту пальцев, забывая, кто она и где находится. Мелодия делала тело легким, почти невесомым, обволакивала тончайшим шелком звуков, пусть ненадолго, но заставляя поверить, что и человеку под силу оторваться от земли, как птице.
- Не хочешь станцевать, Ран-тян? - спросил Гин, прервавшись на секунду.
Рангику хотела ответить, что не умеет, но не успела сказать даже слова. Гин чуть приоткрыл всегда лукаво сощуренные, как у кота, глаза, и его взгляду нельзя было сопротивляться.
- Станцуй для меня, Ран-тян. Только для меня.
И в следующий миг Рангику уже кружилась вокруг костра, раскинув руки, закрыв глаза и улыбаясь.
Наверное, она была счастлива в ту ночь. Даже несмотря на вечный, раздирающий грудь холод.
Позднее, когда они укрывались от пронизывающего ветра в каком-то переулке, и Рангику танцевала, чтобы согреться, а Гин с улыбкой наблюдал за ней, подтянув колени к подбородку и обхватив их тощими руками, их заметил проходящий мимо мужчина. Поймав на себе его заинтересованный взгляд, Рангику испуганно замерла. Но незнакомец лишь развернул мешок, который нес за спиной и, вытащив оттуда пару рисовых лепешек, бросил ей в руки.
- Красиво танцуешь, девочка. Только чего же в переулке? Порадовала бы людей, у нас на днях ярмарка начнется. Приходи.
И Рангику пришла. Разумеется, вместе с Гином, которого притащила за руку, поскольку затея с выступлением на публике у того не вызвала никакого энтузиазма. Он не понимал, чем плох тот способ, которым они добывали себе еду до сих пор, и не видел в нем ничего предосудительного. Воровал в Руконгае чуть ли не каждый оборванец.
Возможно, будь Рангику чуть более выносливой и способной участвовать в ночных вылазках наравне с Гином, она бы с ним согласилась. Но когда он уходил, чтобы достать им что-нибудь съестное, ей оставалась лишь ждать его возвращения. И не было ничего, что она ненавидела сильней такого ожидания.
Теперь, когда они могут зарабатывать на жизнь ее танцами, Рангику не чувствует себя обузой. Она может защитить Гина хоть немного, может уберечь от ненужного риска и необходимости уходить, все чаще оставляя ее одну. Она нуждается в нем, в его странной, иногда пугающей усмешке, в тонких холодных пальцах, в тепле его тела стылыми зимними ночами, нуждается так сильно, что порой от этого становится страшно.
Рангику танцует только для него даже сейчас, в окружении зрителей, на припорошенной утренним снегом ярмарочной площади. Когда в деревянную плошку скупо летят звенящие монеты, когда люди громко хлопают в ладоши, ведь аплодисментов у них всегда больше, чем денег, а Рангику кланяется им в благодарность за то, что они оценили выступление, ее танец по-прежнему - лишь для Гина.
И ей хочется верить, что звуки его флейты тоже только для нее.

URL

30.09.2010 в 15:01

Eishi

Genius loci

* * *

Рангику просыпается от холода. Гина рядом нет.
Вчера, после выступления, он не произнес ни слова и, кажется, совсем не слушал, когда она радостно планировала, на что можно потратить их первый заработок. Однако на фразе о том, что теперь им больше не придется голодать, Гин остановился и, взяв Рангику за руку, раскрыл ее кулачок, в котором она сжимала монеты.
- Здесь хватит на две рисовые лепешки, Ран-тян. У здешних жителей не так много денег, чтобы заплатить за твой прекрасный танец, даже если бы они и хотели.
Рангику поджала губы, опуская взгляд. Глупо было думать, что ей под силу все изменить. Конечно же, глупо. Но горечь от понимания этого ничуть не меньше.
- Глупенькая, - Гин привлек ее к себе, погладил по волосам, шепча прямо в ухо, - Поэтому я и говорил тебе - танцуй только для меня.
Денег действительно хватило лишь на две лепешки, но они были горячие и такие вкусные, что Рангику не могла не улыбаться, радуясь каждому кусочку. Гин в шутку пригрозил, что она непременно растолстеет, если будет столько есть, а она в ответ заехала ему локтем под ребра.
Вздрагивая от озноба, Рангику садится и трет глаза руками. Двое мальчишек, которые должны были следить за костром, дрыхнут возле погасших углей, свернувшись в клубок и спрятав лица в собственных ладонях, чтобы хоть как-то сохранить тепло дыхания. Остальные дети спят на полу, кто как, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Целый дом бродяг и беспризорников. У сбившихся в кучу шанс выжить зимой чуть выше, чем у одиночек. Конечно, они были не особо рады новичкам, тем более не местным, но, поговорив с глазу на глаз с их главарем, Гин выторговал им с Рангику разрешение остаться здесь ненадолго.
Она не знает, о чем они говорили, да и не хочет знать, если честно, но порой, когда ей удается поймать взгляды, изредка бросаемые главарем на Гина, она не видит там ничего, кроме страха. Впрочем, это неважно, пока им есть, где переночевать и согреться. А уж что там думают другие — это их дело.
Протяжный дребезжащий вой заставляет Рангику испуганно вскочить на ноги. На собак не похоже, да и ни одного другого зверя тоже. Звук пробирается внутрь, заползает под кожу, замораживает дыхание. Рангику беспомощно оглядывается, но ни один из детей рядом не просыпается. Она зажмуривает глаза и встряхивает головой. Должно быть, померещилось со сна.
Она плотнее запахивает на груди одежду, осторожно переступает через лежащих на пути к двери обнявшихся девочек и выскальзывает на улицу. С первым выдохом изо рта вырывается облачко пара. Рангику зачерпывает немного снега, растапливает его между ладонями и быстро растирает лицо, чтобы окончательно проснуться. Стряхивает остатки на землю и, спрятав ладони в рукава, поднимает голову к светлеющему небу.
Деревня неторопливо оттаивает под лучами встающего солнца.
Позади раздается щелчок отъехавшей в сторону двери, и из лачуги вываливаются трое зевающих подростков – двое мальчишек и девчонка. При виде Рангику сон с них слетает, будто рукой сняло, и они сразу же делают вид, что у них какие-то дела совсем в другой стороне, подальше от нее. Похоже, отношение главаря к новичкам передалось и им. Впрочем, днем они все равно не пересекаются: ранним утром бродяги расползаются по деревне – попрошайничать, воровать, обманывать, и возвращаются сюда лишь на ночевку.
Рангику тоже нечего здесь делать, тем более без Гина, и она решает взглянуть на ряды торгующих тканями – из-за ярмарки их собралось здесь больше, чем обычно.
Близко к лавкам Рангику не подходит. И так видно, что купить она ничего не сможет, только разозлит торговцев. Поэтому ей остается лишь восхищенно смотреть издалека, протискиваясь между идущими по улице людьми, чтобы не потерять из виду растянутые на палках цветастые одежды. Она мечтает, что когда-нибудь и у нее будет такое же красивое кимоно.
Возле самой лавки останавливаются две женщины, и, прячась за их спинами, Рангику удается подобраться совсем близко к своей мечте. Хочется протянуть руку и погладить узор на ткани, но Рангику вовремя себя останавливает. Хозяин лавки вряд ли обрадуется, что его товар лапает маленькая оборванка. Не стоит его злить. Здесь не станут смотреть, ребенок ты или нет. Воспоминание о сломанной руке Гина заставляет Рангику поежиться.
- Слышали? - шепчет одна из женщин, - Говорят, на прошлой неделе еще один человек пропал. Уже среди бела дня исчезают, когда народу вокруг полно.
Вторая испуганно прижимает ладони к губам, мгновенно забыв о тканях на прилавке.
- Никто их, конечно, не ищет, обованцев этих, - продолжает первая, - да только разговоры-то ходят. А нам что прикажете делать? И без того ворья всякого да бандитов полно, а теперь еще и это. Хоть из дома вообще не высовывайся.
Вторая женщина нервно оглядывается и, придвинувшись вплотную к подруге, шепчет ей на ухо:
- Говорили, будто это банда Сейчиро людей ворует. Сами знаете, против них тут никто не пойдет…
- Может, и они, да только от пропавших всегда только одежду находят. А зачем красть людей голышом? Нечисто здесь, ой, нечисто…
Рангику чувствует себя так, будто ее окатили ведром холодной воды прямо на морозе. Плечи начинают дрожать, а сердце дергается, как безумное, у самого горла, мешая дышать.
Все повторяется. Все, как рассказывала оба-сан.
И Гина нет с самого утра, а ведь засыпали они вместе, сплетя руки.
Страх накатывает удушающей волной. Покачнувшись, Рангику делает шаг в сторону, ища, на что можно опереться, чтобы переждать минутную слабость. Хватается за что-то мягкое и гладкое, и тут же едва не подпрыгивает на месте от полного ярости вопля:
- А ну руки прочь, мерзавка! Ишь чего удумала – хватать мой товар! Я тебя сейчас разом отучу на чужое добро зариться!
Рангику испуганно шарахается в сторону, налетает на кого-то в толпе и падает на землю. Колени вспыхивают болью, но она поднимается и бежит, даже не думая обращать на нее внимание. Бежит, не разбирая дороги, не чувствуя ног и не слыша ничего кроме грохочущих в ушах ударов сердца. Мир перестает вращаться перед глазами, только когда она начинает задыхаться. Воздух скатывается по горлу колючими шарами, и чтобы протолкнуть каждый из них, приходится прилагать невероятное, как кажется Рангику, усилие. Она сжимает в пальцах ворот юката, прижимаясь спиной к стене какого-то дома и пытаясь сосредоточиться на дыхании.
Вдох-выдох. Медленнее, глубже. Вдох-выдох.
Немного отдышавшись, Рангику поднимает голову и обводит взглядом незнакомую улицу. Чужое, все чужое. Дома, дорога, одна-единственная торгующая рисовыми лепешками лавка. Идущие мимо люди не обращают на сжавшуюся в комок девочку никакого внимания. У них свои проблемы и свои страхи.
Сглатывая поднимающийся изнутри ужас, Рангику понимает: она никогда раньше здесь не была. Эта часть деревни ей незнакома, и она не имеет ни малейшего понятия, в какую сторону теперь идти.
Нужно найти Гина. Эта мысль отчаянно бьется в сознании. Рангику хватается за нее, как за последнее, что не дает ей запаниковать. Гин всегда возвращается, он уходил уже много раз, и нет причины думать, что он не вернется сегодня. Ей просто надо дождаться его – там, где он ее оставил. В пристанище таких же, как она, бездомных детей.
Держась за стену, Рангику поднимается на ноги и снова оглядывается. Если встретить какого-нибудь из вечно шныряющих по улицам воришек, можно узнать у них, как добраться до ярмарочной площади, а там она уже найдет дорогу. Но как назло поблизости не видно никого подходящего. И даже прохожих на улице немного – видимо, все на ярмарке или сидят по домам, напуганные странными исчезновениями.
Вместе с воспоминанием об услышанных слухах просыпается забытая тревога. Рангику пытается успокоить себя мыслью о том, что Гин способен о себе позаботиться, что у него есть меч, который, в отличие от самой Рангику, достаточно силен, чтобы защитить своего хозяина от каких-то бандитов. Однако все эти мысли разлетаются в стороны, как стая испуганных птиц, стоит лишь вспомнить, какой ужас звучал в голосах сплетничающих на ярмарке женщин.
Рангику удается добраться до угла ближайшего дома, когда воздух снова прорезает вой, который она уже слышала этим утром. Он оглушает, заставляя зажать ладонями уши, и привалиться к стене от внезапно нахлынувшей слабости. Рангику кажется, что ее будто прижимает к земле невидимой ладонью. Хочется кричать, но прежде чем она успевает открыть рот, мир тускнеет, проваливаясь в непроглядную черноту.

URL

30.09.2010 в 15:02

Eishi

Genius loci

* * *

- Эй, малышка. Ты меня слышишь?
Чья-то рука тянет Рангику из темноты, но голос ей незнаком. Она слабо вздрагивает, когда ее снова трясут за плечо, и с трудом разлепляет глаза.
- Очнулась?
Сидящий перед ней на корточках мужчина приветливо улыбается. Редкое явление в этих местах.
- Я… - Рангику озадаченно хмурится. Оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где она. - Простите, мне стало нехорошо и… Я уже ухожу.
- Да не торопись, я тебя никуда не гоню, - успокаивает ее незнакомец. – На-ка вот, возьми, ты совсем продрогла.
Он укрывает ее плечи накидкой. Рангику собирается сказать, что в этом нет необходимости, но слова прилипают к языку. Она поднимает к лицу озябшие руки и принимается дышать на них, пытаясь согреть.
Судя по всему, она потеряла сознание там же, где ее нагнал тот ужасающий, нечеловеческий вой, на углу дома, за стену которого держалась. Повезло упасть на брошенную здесь охапку сена. Наверное, только это и спасло ее от того, чтобы не замерзнуть насмерть, но не отменяет того, что ни рук, ни ног она, кажется, совсем не чувствует.
- Спа… спасибо, господин, - дрожащим голосом шепчет она, плотней укутываясь в предложенную незнакомцем накидку.
- Да не за что пока особо благодарить, - отмахивается тот. - Лучше скажи, что ты тут делаешь? Я уж думал, не живая. Ты, кажется, даже не дышала.
- Я… я искала друга.
- Хее, вот, значит, как, - задумчиво тянет мужчина. – Но в таком состоянии ты вряд ли сможешь продолжить свои поиски, так что пойдем-ка со мной. Отогреешься, придешь в себя, а там, глядишь, твой дружок и сам объявится. Тут неподалеку есть одно подходящее местечко.
Не дожидаясь ответа, он помогает Рангику подняться и, придерживая ее за плечи, ведет за собой. После оба-сан это первый человек, который так добр к ней, и Рангику думает, что когда найдет Гина, обязательно скажет ему, что зря он считает, будто нельзя никому доверять. Все-таки даже здесь, в районе воров и разбойников, в некоторых людях еще осталось то, что отличает их от диких зверей.
Рангику поднимает голову, чтобы посмотреть на укутанное низкими облаками солнце. Уже за полдень, и оно неспешно катится к горизонту. С неба тихо падают крупные снежинки.
Место, куда ее приводит приветливый незнакомец, оказывается похожим на те, куда посетители приходят, чтобы заказать себе еды и выпивку. Рангику бывала в паре таких вместе с Гином, когда он заходил туда поговорить о чем-то со странными, пугающего вида людьми. Разговор обычно выходил коротким, а затем Гин исчезал на пару ночей, но зато когда возвращался, они некоторое время не жили впроголодь. И все бы ничего, если бы Рангику не замечала каждый раз новые пятна крови на его одежде
В такие дни лезвие Шинсо пело по-особому ласково. Как насытившийся охотой зверь.
В дальнем углу помещения горит костер, а пол заставлен столами и скамьями, за которыми сидят шумно разговаривающие и смеющиеся люди. В воздухе пахнет жареной рыбой, а еще чем-то кислым, от чего Рангику непроизвольно морщится.
- Не бойся, здесь тебя никто не обидит, - незнакомец подталкивает ее в спину, заставляя переступить порог. – Эй, хозяин, - кричит он кому-то в другом конце зала, - тащи сюда саке и бадью с горячей водой, да поживее!
- Эй, эй, а не та ли эта девчонка, которая на днях танцевала на ярмарке? – из ниоткуда рядом вырастает верзила, от которого так разит потом, что Рангику чуть снова не теряет сознание.
- Она самая, - довольно кивает одолживший ей накидку мужчина. – А теперь отвали, Горо, не видишь разве, девчонку колотит, как в лихорадке. Ей согреться надо, а не твои идиотские вопросы слушать.
Несмотря на свое явное превосходство в размерах, верзила послушно отодвигается, пропуская Рангику и ее спутника к ближайшему свободному столу. Там их уже ждет пододвинутая к скамье бадья с горячей водой и ряд каких-то бутылочек возле блюда с рисовыми колобками.
- Садись, малышка, - ее спаситель пододвигает к бадье специально принесенную хозяином невысокую скамеечку. – Ноги ставь в воду. Осторожней, горячая.
Рангику послушно садится, позволяя снять намотанную на ноги ткань. Без нее она бы уже давно себе все отморозила. В первую секунду воды она не чувствует, но зато потом начинает казаться, что ступни будто в огне.
- Держи, - мужчина протягивает ей маленькую пиалу. – Будет немного жечь, но зато ты быстрей согреешься.
Рангику пытается удержать ее в пальцах, но они так дрожат, что напиток проливается в бадью быстрей, чем она успевает донести его до рта.
- Простите…
- Ерунда, у нас есть еще. Вот, давай-ка я тебе помогу. Открой рот.
И он быстро вливает ей туда новую порцию жгучего напитка. Рангику сглатывает, а в следующую секунду ей кажется, что внутри у нее разгорается не меньшее пламя, чем то, что лижет сейчас ее ступни. Тут же у нее перед носом оказывается чашка с обычной водой, и она жадно выпивает ее, пытаясь заглушить бушующий в животе пожар.
- Ну как?
- Жжется.
- Это называется саке, детка. Хорошая штука, если умеешь пить.
После третьей порции в голове начинает гулко звенеть, а после пятой Рангику сбивается со счета. Бадья с водой уже давно убрана, согретые ноги одеты в носки-таби, которые ей принес хозяин, а сама она кутается в теплое покрывало, и с каждой секундой ее все сильней клонит в сон.
Видимо, со стороны кажется, что она уже ничего не понимает, потому что тот самый верзила, что приставал к ним у входа, вдруг обращается к приведшему ее парню по имени:
- Слушай, Сейчиро, сколько можно уже с этой девчонкой возиться?
- Не кипятись, Горо, - беспечно отмахивается тот, - она того стоит. Ты же видел ее на ярмарке. Продадим ее какому-нибудь любителю маленьких танцовщиц. Она и на мордашку ничего, так что, уверен, нам за нее немало деньжат отвалят.
Сейчиро, Сейчиро… Имя плавает в размытом сознании Рангику, казалось бы, впервые услышанное и в то же время неуловимо знакомое.
- Врезать разок, да и всего делов, - недовольно бурчит Горо. - А мы тут сидим и поим ее на халяву.
- Испортишь товар, я с тебя лично шкуру спущу, - обманчиво мягко произносит Сейчиро. – Покупателю она целой и невредимой нужна, а не со следами твоих побоев. Так что заткнись и наливай еще саке.
- Да мерзавка почти не пьянеет! Мы в нее уже столько влили, что обычная девчонка уже давно бы на полу лежала, а этой хоть бы хны! Сидит вон, лыбится.
Рангику и вправду улыбается – невеселой, горькой, как саке, улыбкой. Потому что Гин оказался прав, и верить нельзя никому. Особенно тем, кто был к тебе добр. Она переводит мутный взгляд на сидящего рядом Сейчиро. Когда он успел измениться? Ведь он же так улыбался Рангику, так заботился о ней еще совсем недавно. А теперь хочет продать ее кому-то, будто вещь.
Банда Сейчиро, вспоминает она слова женщины на ярмарке. Это они похищают людей. Вот почему услышанное имя показалось ей таким знакомым.
В голове кружится серый туман.
Единственный, кто заботится о ней просто так, не требуя ничего взамен, это Гин. И ей нужно найти его во что бы то ни стало.
- Эй, эй, ты куда? – хватает ее за руку Сейчиро.
- Мне… мне нужно идти, - слабо лепечет Рангику, пытаясь слезть со скамьи.
- Ну уж нет, малышка, никуда ты не пойдешь. Я и так уже порядком на тебя потратился. Пора отрабатывать долг.
- Вы обманули меня!
- Конечно, - хохочет Сейчиро. - А ты что думала? Разве кто-нибудь в своем уме станет подбирать на улице оборванку, а потом кормить и поить ее за просто так? Не смеши меня.
- Мне нужно идти, - упрямо повторяет Рангику и вновь делает попытку вырвать руку из пальцев Сейчиро.
- Вот же упрямая девчонка. Не хочешь по-хорошему, твое дело.
Пощечина обжигает щеку, моментально отрезвляя. Голова Рангику откидывается назад, а сама она, не удержавшись на ногах, падает на пол. Сейчиро ее больше не держит, но необходимости в этом нет никакой: вокруг толпа взрослых мужчин, и так просто они ее отсюда не выпустят.
- Говорил же, будут с этой девкой одни проблемы, - раздраженно бурчит Горо, поднимаясь. - Хватит уже твоих игр, Сейчиро. Я ее забираю.
Не дожидаясь, пока ее схватят, Рангику бросается к выходу, но дорогу ей заступают сразу несколько человек.
- Бесполезно, девочка, - бьет ей в спину голос Горо. - Отсюда тебе не уйти.
Но Рангику не собирается сдаваться так быстро. Она подныривает под выброшенные вперед руки одного из бандитов и, проскользнув между его ног, оказывается у него за спиной. Но только для того, чтобы ткнуться носом в живот следующего.
- Добегалась, паршивка, - слышит она прежде, чем ее хватают за пояс и вздергивают в воздух.
А в следующий миг раздается знакомый яростно-недовольный свист, и держащий Рангику бандит ослабляет хватку, отпуская ее.
- Яре, яре, Ран-тян, ну как же тебя сюда занесло? Я ведь говорил тебе не доверять незнакомцам.
Рангику не верит в чудеса – слишком часто они оборачивались для нее обманом и разочарованием. Но в Гина она верит безумно и безудержно. Как можно было бы верить в своего личного бога.
Шинсо звенит, упиваясь кровью. Рангику слышит, как ее пугающе длинное лезвие с влажным звуком выходит из груди бандита и возвращается к хозяину быстрей, чем оседает на пол мертвое тело. Остальные замирают на месте, разом растеряв весь свой пыл.
- Гин!
Рангику бросается к нему. Ноги у нее будто ватные и плохо слушаются. Когда она обнимает его крепко-крепко, и слезы беззвучно текут по ее щекам, Гин лишь успокаивающе гладит ее по спине.
- Прости меня, - всхлипывает она, - Прости, что ушла, не дождавшись тебя… Я так боялась… что ты не вернешься...
- Опять ты за свое, Ран-тян, - мягко улыбается Гин ей в волосы. - Я ведь уже говорил тебе. Неважно куда и с кем я могу уйти. Я все равно вернусь к тебе, чего бы это мне ни стоило.
Рангику кивает и, отпуская его, вытирает слезы.
- Не стоит нас преследовать, - предупреждает Гин застывших на своих местах бандитов.
Те косятся на распростертого в луже крови товарища. Желающих проявить недюжинную глупость не находится.
- У него меч… Меч, вы видели? – прокатывается по толпе перепуганный шепоток. - Я думал, их только шинигами носят…
Шинсо звеняще смеется, и в ее смехе Рангику слышит торжество победителя.

URL

30.09.2010 в 15:02

Eishi

Genius loci

* * *

Возвращаются они молча.
Рангику держится за рукав Гина, боясь, что если отпустит его ненадолго, он может снова исчезнуть. Глупые, детские страхи, которым она не может противиться. К счастью, Гин не против.
- Спасибо, - шепчет Рангику ему в спину. Так тихо, что ветер уносит ее слова раньше, чем они до него долетают.
- Я не считаю тебя обузой, Ран-тян, - неожиданно произносит Гин.
Он не оборачивается, и Рангику не может видеть его лица, но за то время, что они вместе, она научилась определять по голосу, улыбается Гин или говорит серьезно. И сейчас в его словах нет ни тени усмешки.
- Но из-за меня нам приходится часто останавливаться в пути. И еду тебе приходится доставать для двоих. Я не…
- Эта слабость – не твоя вина.
Рангику растерянно хмурится, не понимая. Гин не объясняет. Конечно же, он никогда ничего не объясняет, и как же это порой злит.
- Ты танцуешь для меня, Ран-тян. Разве этого мало?
Он внезапно останавливается, вскидывая голову, будто прислушиваясь к чему-то, что она не слышит. А следующую секунду яростный вой обрушивается на них со всех сторон. Рангику испуганно прижимается к Гину, обеими руками обхватывая его локоть, но он выворачивается из ее объятий.
Оставляя одну.
Снова.
Вой оглушает, не давая связно мыслить. Словно в вены вливают концентрированный, сжиженный страх. И Гин бежит ему навстречу. Рангику смотрит на его удаляющуюся спину целый миг и маленькую вечность, а затем бросается за ним.
Лишь бы не потерять из виду, лишь бы не отстать, стучат в голове последние связные мысли. Остальные затоплены леденящим кровь воем, который кажется все ближе. Когда он перерастает в рев, Рангику начинает задыхаться. Она не может больше бежать, ноги подгибаются, но упасть она не успевает. Чьи-то руки подхватывают ее, зажимают рот и вздергивают над землей. Беззвучный крик тонет между чужими пальцами, но Гин оборачивается, словно и впрямь его слышит. Бросается к ней, на ходу ныряя правой рукой в развевающийся рукав левой, но вытащить меч ему не дают. Сбоку, наперерез, кидается какая-то тень, сбивает Гина с ног, а затем, не давая ему опомниться, пинком в живот отшвыривает в сторону.
Рангику давится собственным криком.
- Шустрый, - мужчина в черных одеждах подходит к валяющемуся на снегу телу, наклоняется и поднимает его за шиворот над землей. Голова Гина безвольно свисает на грудь, из рассеченного виска течет кровь.
- Забирай его, - говорит кто-то над головой Рангику.
Голос кажется смутно знакомым, но таким далеким, что вслушиваться уже нет сил. Дыхание перехватывает. Она пытается сделать рывок, укусить за руку, оттолкнуться, ударив в колено, но лишь беспомощно барахтается в силках чужих рук, как пойманная птица.
- Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся, малышка, - хрипло смеются над ухом, а затем на Рангику наваливается темнота.

* * *

Приходить в себя оказывается больно.
Тело будто скручено невидимой сетью, и то, что Рангику все еще может дышать, можно считать небывалым везением. Она сжимает пальцы, набирая полные кулаки мокрого снега.
Холодно, боги, как же холодно.
- Уже очнулась? - звучит все тот же знакомый голос. - Быстро ты.
Мелькают черные одежды, и рядом присаживается молодой парень. У него криво подрезанные волосы и недобрая ухмылка. А еще от него пахнет смертью и покоем.
Шинигами.
- Помнишь меня? - он хватает Рангику за подбородок, заставляя поднять голову. – Ну? Помнишь?
Она пытается ответить, вытолкнуть хоть слабый шепот, но замерзшие губы не слушаются. Пальцы шинигами жгут кожу, будто раскаленные угли.
- Да оставь ты ее, Такаги, - недовольно бурчат где-то рядом. - Похоже, совсем рассудка лишилась с перепуга. Зачем ты ее вообще приволок? Нам бы и пацана хватило. Он шустрый. Зверушке Айзена-семпая такие нравятся. Погоняет вдоволь прежде, чем сожрать.
- Будто тебе есть дело, что ей нравится. Тоже мне, нашел питомца, - брезгливо фыркает Такаги. - Ты девку-то узнаешь?
- А чего не узнать? Мы с нее свое уже взяли. Чего еще-то?
- Дурак ты, Иваи. Общение с этой тварью не идет тебе на пользу.
- А кому пойдет? – вскидывается тот. – Будто я от хорошей жизни в это ввязался.
- Эй, вы, - слышится третий голос. - Чего расселись? Ну-ка живо за работу.
Пальцы на подбородке Рангику разжимаются, позволяя ей уронить голову на снег. Теперь его холод кажется ей почти спасительным.
- А с ней что? - спрашивает Такаги. Судя по голосу, идти туда, куда приказано, его совсем не тянет.
- Такаги, ты мозгами хоть иногда думаешь, а? Нам втроем за зверюгой следить надо, а то в прошлый раз она чуть среди бела дня в деревню не выползла. Оставь девку тут, закончим дела, а потом кинем ее твари, пускай жрет.
- Да иду я, иду.
Голоса стихают, когда шинигами уходят.
Рангику чувствует, как предательский холод расползается по телу. Воздух скребет горло так, что хочется вовсе перестать дышать. Она не поняла большей части услышанного, но и этого было достаточно.
Шинигами собираются скормить Гина какому-то зверю. Не тому ли, чей вой она слышала сегодня уже дважды? Рангику слишком слаба, чтобы помешать им, но, может, ей удастся предупредить его, может, удастся успеть.
Она заставляет себя приподняться на руках и стереть с лица снег. Встать, пошатываясь, привалиться к дереву.
Идти по следам шинигами. Тех самых, что когда-то давно, в ее прошлой жизни, смеялись, скрутив ей за спиной руки на пыльной, пропитанной солнцем дороге. Они тогда забрали у нее что-то. А в обмен оставили лишь пустоту и холод.
Где-то рядом, за обледенелыми стволами, слышится недовольное, сердитое скуление и приглушенные голоса. Лес жадно глотает звуки неподвижно застывшими ветвями. Рангику отталкивается от дерева, торопливо ступая по оставленным шинигами следам, и принимается продираться сквозь плотную изгородь кустов, за которыми они скрылись.
К счастью, идти приходится недолго. Когда она выбирается к небольшой, усыпанной снегом лощине, шинигами уже там. Они стоят в углах образованного ими треугольника, и каждый держит перед собой поднятые и развернутые ладонями вперед руки. От их пальцев тянутся тонкие, бледно-синие нити, сплетающие прочные полупрозрачные стены. Внутри треугольного барьера заперты двое: чудовище и мальчик.
Рангику немеет, глядя на то, как крупная, покрытая густым черным мехом туша начинает наползать на замершую перед ней жертву. У твари, кажется, слишком много ног и уродливая, грязно-белая костяная маска вместо морды. Она растет прямо из шеи, несуразно выделяясь на фоне темного туловища.
- Жри уже, тупое животное! - раздраженно выкрикивает один из шинигами. - Сколько можно его разглядывать?
- Такаги, заткнись! Сосредоточься на барьере, - одергивает его другой. - Мальчишка никуда не денется.
- Быстрей бы уже, - кривится Такаги, и в голосе его ясно различимо отвращение. – Переломила бы сразу хребет, так ведь нет, каждый раз сначала ходит вокруг да около полчаса. Занемеешь весь, пока ее дождешься.
- Для поглощения нужно время, - напряженно следя за неспешными перемещениями чудовища, произносит второй шинигами. – Она же не просто жрет, она их души собирает. Айзен-семпай для того ее и создал.
- Да знаю я! - срывается Такаги. – И что души слишком нестабильны после изъятия и быстро теряют силу, тоже знаю! Незачем мне это по десять раз говорить, бесит уже.
- Тогда не скули. Отвлекаешь.
- А сколько эта тварь уже сожрала? - подает голос тот, с кем Такаги разговаривал недавно над лежавшей на снегу Рангику. - После дочери старосты я перестал считать.
- Шестьдесят восемь.
- Ну значит, когда кинем и девчонку, на которую Такаги запал, будет ровно семьдесят.
- Иваи, ты совсем кретин? - шипит тот. - Какой от нее теперь прок? Забыл, что ли? Мы у нее душу вытащили, еще когда не было этой твари.
У Рангику подгибаются ноги. Перед глазами мутнеет, а пустота внутри дергается радостно, словно отзываясь на произнесенное имя.
Чудовище тем временем прекращает ползать вокруг Гина, изучающее пялясь на него темными провалами глаз. Прижимается к земле на миг, готовясь к прыжку, и вот оно уже несется на жертву, распахнув огромную, усеянную рядами острых зубов пасть.
- Гин! – вскрикивает Рангику, но из горла вырывается лишь хрип.
Гин отскакивает в сторону, пригибаясь, когда воздух над его головой вспарывает один из трех чудовищных хвостов. Тварь по инерции пролетает дальше, оскальзываясь на обледеневшей земле, и врезается в барьер, отчего на нем появляется сеть тонких, светящихся ярко-синим трещин.

URL

30.09.2010 в 15:02

Eishi

Genius loci

- Чтоб ее! - приглушенно ругается Иваи. – Сасаки, помоги.
Шинигами слева от него слегка поворачивает в его сторону голову, плотнее сжимает побелевшие от напряжения губы, и, будто повинуясь его взгляду, трещины на барьере начинают срастаться. И в этот момент Рангику понимает: сейчас или никогда. Пока есть хоть мизерный шанс, она обязана попытаться.
Она кидается вниз, скатываясь по пологому склону. Ноги царапают перемешанные с тонким слоем снега ветки, мир вокруг летит кувырком, мешая черное с белым, а когда останавливается, Рангику уже у цели. Рывок, и она хватается за локоть Иваи, заставляя его отшатнуться и от неожиданности разомкнуть руки.
- Иваи, кретин! - истошно орет Тодо, но уже поздно. Барьер осыпается на снег, и тварь, почуяв свободу, моментально разворачивается к своим тюремщикам.
- Ах ты дрянь! - рычит Иваи, отдирая от себя отчаянно молотящую его кулачками Рангику. – Какого ты...
Договорить он не успевает: один из хвостов мохнатой твари бесшумно сносит ему голову. Рангику кричит – хрипло, надрывно, вырывается из мертвых рук и падает на стремительно багровеющий от крови шинигами снег. Еще один взмах хвостами, и ринувшегося на чудовище Такаги отшвыривает в сторону. Питомец слишком долго ждал шанса поквитаться со своими тюремщиками и даже предложенная ими добыча сейчас интересует его куда меньше мести.
Расширившимися от ужаса глазами Рангику смотрит, как третий шинигами уходит от удара массивной лапой и, оказавшись позади чудовища, взмывает в воздух, обнажив свой меч. Атакует с гортанным криком и тут же попадает в плен взметнувшихся со спины твари щупалец. Миг, и они разрывают его на части.
Хочется закрыть глаза, чтобы не видеть этого, но тело не слушается, и Рангику может лишь сидеть на земле, парализованная текущим по венам холодом. Всего в метре от нее на снег падает оторванная рука. Ее пальцы все еще подрагивают, совсем, как живые. К горлу подкатывает тошнота.
Рангику ждет, что сейчас чудовище повернется к ней, но оно будто намеренно ее игнорирует. Подползает к телу Иваи и, подхватив его передними лапами, заталкивает себе в пасть, принимаясь с хрустом и чавканьем пережевывать. Рангику зажимает себе рот, чувствуя, что еще чуть-чуть, и ее просто вывернет наизнанку.
Гин появляется рядом бесшумно, и она сначала испуганно дергается, когда на плечо опускается его ладонь, а потом вцепляется в него, мелко дрожа и пряча лицо в его ворот.
- Вставай, Рангику, - Гин помогает ей подняться, и до нее не сразу доходит, что он впервые зовет ее по имени, не коверкая его до снисходительно-детского «Ран-тян». – Вставай, нам нужно уходить, пока оно не...
Остаток фразы тонет в оглушающем реве. Неожиданно чудовище разворачивается, взмахивает щупальцами и принимается хлестать ими за своей спиной, как отгоняющая овода лошадь. Слышится захлебывающийся крик, и тварь, наконец, достав обидчика, швыряет его на землю, прямо под ноги Гина. Вторая попытка для Такаги была ничем не лучше первой.
Но теперь о том, чтобы уйти незамеченными, не может идти и речи. Судя по тому, как чудовище наклоняет вбок костяную маску, принимаясь сверлить Гина хищным взглядом, ужин в лице поверженных шинигами оно решает оставить на потом. А сейчас самое время загнать еще живую добычу.
Меч выскальзывает из рукава Гина быстрей, чем Рангику успевает что-либо сообразить. Хвала богам, шинигами даже не подумали обыскать пленника, видимо, полагая, что опасаться им нечего.
В стекленеющих глазах распростертого на снегу Такаги на миг вспыхивает слабая надежда.
- Зан...пакто... – шепчет он посиневшими губами. – Маска... Раз... руби... мас... ку...
У Гина нет времени удивляться или переспрашивать. Чудовище взмахивает всеми тремя хвостами и атакует, двигаясь с поразительной для таких размеров скоростью.
- Пронзи, Шинсо.
Серебряное лезвие вонзается твари прямо между глаз. На миг кажется, что лес трясется от ее рева, трещат стволы, звенит падающий с веток иней, а потом все стихает. Костяная маска со щелчком разламывается пополам, и ветер уносит черный пепел – все, что осталось от чудовища.
Внезапная тишина кажется не менее оглушающей, чем недавний леденящий кровь вой.
- Ду... ши, - хрипит Такаги, задыхаясь. – Ду... ши...
- Шестьдесят восемь, если не ошибаюсь? – тихо уточняет Гин.
Подходит к тому месту, где только что рассыпалась в прах тварь, присаживается на корточки. В полуметре над алым от крови снегом в воздухе плавает светящийся, пульсирующий шарик, и даже не приближаясь к нему, Рангику чувствует – он теплый.
- Нехорошо получится, если ваши труды пропадут, правда? – нервно улыбается Гин.
Такаги с трудом поднимает голову. Когда он пытается говорить, в горле у него противно булькает.
- Со... бе... ри... их...
- Как? Я ведь всего лишь оборванец и воришка, - язвительно замечает Гин. - Куда мне до шинигами, которые валяются здесь по частям, а некоторые уже и переварены наполовину.
- Со... пляк...
- Ну-ну, не стоит быть таким грубым, когда осталось так мало жить, - почти ласково, как кобра, сжимающая жертву в своих кольцах, замечает Гин.
Трясущейся рукой Такаги подтягивает к себе лежащий рядом меч. На рукояти у него висящее на цепочке кольцо, и последние силы Такаги тратит на то, чтобы оторвать его и швырнуть Гину под ноги.
- Сюда… Нало… же… но… закли… на… ние…
- Хм, - Гин подбирает цепочку с кольцом, подбрасывает их в воздух, а затем ловит. – Как интересно.
Такаги снова хрипит и роняет голову на землю. С каждым толчком сердца ему остается жить все меньше. Глядя, как судорожно вздрагивают его пальцы, и с хрипом вздымаются и опадают ребра, Рангику отстраненно понимает, что не желает ему смерти. Да, он делал ужасные вещи и продолжал бы в том же духе, но сейчас, лежащий у ее ног, беспомощный, с переломанными ногами и огромным алым зевом раны на груди, Такаги не вызывает у нее ничего кроме жалости.
Зато Гина, в отличие от нее, такие чувства не волнуют.
Наклонившись над плавающим в воздухе шариком теплого света, он осторожно тычет в него кольцом, и Рангику заворожено наблюдает, как тот, встрепенувшись, льнет к кольцу, обнимает его крохотными светлыми щупальца и будто впитывается в тонкую полоску металла, с каждой секундой становясь все меньше и меньше.
- От… дай… - слабеющим, но все еще полным жадности голосом выдавливает Такаги.
- О, нет, шинигами, - от улыбки Гина мороз пробирает до костей, - Тебе они уже не помогут. Но я позволю посмотреть на них в последний раз. Целый миг.
Он присаживается на корточки у головы Такаги, закрывая его собой от Рангику. Но та и не хочет видеть. Достаточно и того, что слышно, как восторженно звенит Шинсо. Ее голос все еще поет в ушах Рангику, когда промерзшая тьма закрывает ей глаза и тащит куда-то, в тишину и забвение.

* * *

Вокруг все тот же черно-белый застывший лес. Отмытый от криков и горячего липкого багрянца.
Рангику поднимает к лицу дрожащие руки.
Деревья молчат, а снег бел так, что слепит глаза, и на какой-то миг кажется, что все это ей приснилось – и шинигами, и чудовище с костяной маской, которое они держали здесь, как в загоне, и добивающий ее обидчика Гин.
Его снова нет рядом.
В груди колет, будто мягко перекатываются внутри крохотные шипастые шарики. Рангику сжимает ворот юката, сглатывая слезы, и вдруг ловит пальцами висящий на шее кулон. Гладкое металлическое кольцо на тонкой цепочке. В нем будто маленькое солнце, и Рангику чувствует, как оно топит застывший в крови лед.
Украденные души в обмен на потерянную.
Когда Гин выходит из-за деревьев, она вскакивает с земли – легко, будто тело враз стало почти невесомым, – открывает рот, чтобы рассказать – ей тепло, впервые действительно тепло, а в груди вместо леденящей пустоты горит маленькое ровное пламя. Но успевает сделать всего пару шагов, прежде чем понимает – косоде на плечах Гина черного цвета.
- Гин! Где ты был, Гин?!
Она хочет услышать нелепую историю о том, как они собирали здесь хворост, и Рангику просто отстала немного, чтобы перевести дыхание. Хочет, чтобы Гин улыбнулся, как обычно, и сказал «какая же ты глупая, Ран-тян», а потом взял ее за руку, и они снова шли бы рядом, неважно куда.
Это больно - мечтать о несбыточном, зная, что тебе отпущен всего один миг.
От черноты чужого косоде не отвести взгляд. Снежинки тают на нем, будто проваливаясь в бездну.
- Это же… одежды шинигами. Где ты их взял?
Солги мне, просят ее глаза. Пожалуйста.
Хотя бы попытайся. Потому что ответ и так известен.
Но Гин лишь качает головой.
- Я решил. Я собираюсь стать шинигами.
Его фигура расплывается - сквозь слезы Рангику видит, как его плечи обнимает чернильная клякса. Она забирает его у нее.
Забирает.
- Стану шинигами и все изменю, - тихо произносит Гин. Брызги крови на его щеке горят несмываемым клеймом. - Так, чтобы все закончилось. И Рангику больше не плакала.

* * *

…Она горячая. Кровь, что хлещет из плеча Гина.
Ее слишком много и, кажется, она жжет ладони ничуть не хуже лучей раскаленного солнца. Всего того солнца, что Гин собирал для Рангику еще там, в Руконгае.
В первую секунду она начисто забывает о кидо. Будто и не было всех тех лет в Академии, не было службы в Готей-13 и сражений, которые заливали красным даже самую черную ночь. Будто она снова маленькая девочка, не желающая терять то, что лишь недавно обрела.
Всего секунду, а затем Рангику приходит в себя.
Легкая сеть заклинания может лишь остановить кровотечение из плеча, но пока хватит и этого. Рана на груди Гина требует куда большего внимания. Рангику не сильна в лечебном кидо, но им нужно любой ценой продержаться до прихода четвертого отряда.
Слезы текут по щекам, когда она, склонившись над Гином, шепчет заклинание.
Влить часть рейреку в рассеченную грудь, не дать его жизни просочиться сквозь пальцы, заставить сердце биться, биться, биться. Она теряла Гина уже два раза. Третьего не будет.
- Что ты наделал, Гин, что ты наделал... Ты же всех нас обманул...
Он улыбается ей – горько, болезненно. И до чего же хочется встряхнуть его, крикнуть в лицо «хватит уже твоих игр, хватит!» Но Рангику лишь упрямо закусывает губу, продолжая тратить на исцеление последние силы.
- Видишь, Ран-тян? - шепчет Гин едва слышно. - Я все-таки научился лгать. Только не плачь больше. Я ведь вернулся.

~конец

URL

30.09.2010 в 16:11

Рончег

AROOOoooooo

Eishi, ого!*_____*
спасибо! отличная история, мне всегда казалось, что кто-то просто обязан ее рассказать, очень рада, что именно моя заявка стала побудительным мотивом^______^
отдельное спасибо за обнадеживающий финал - очень хочется верить, что Гина выкарабкается и из этой переделки)

URL

01.10.2010 в 00:36

Meliana_St.

Белая и пушистая недонечисть

Боже-боже-боже, автор, оно прекрасно!!!

URL

01.10.2010 в 04:49

Eishi

Genius loci

Рончег
Безумно рада, что фик понравился

мне всегда казалось, что эту историю расскажет кто-то кроме меня, но жизнь полна сюрпризов))

Гин выкарабкается, точно выкарабкается, я это нутром чую :yes: