человек человеку - свет
Название: Башня
Автор: Fujin
Герои: Ичиго, Урахара
Рейтинг: G
Предупреждение: еще раз очень извиняюсь за задержку перед получателем и организаторами. простите пожалуйста
Отказ от прав: не моё
Написано по заявке:
читать дальшеУрахара/Ичиго
Маюри/Исида
Кьёраку/Укитаке (нежелательно прошлое)
Можно ещё Зангетсу/Ичиго, Ренджи/Бьякуя (капитан снизу, да), Айзен/Гин.
На крайний случай Айзен с кем угодно.
Первые две пары предпочтительнее всего.
БашняВода в луже тухлая и холодная, как занимающаяся гроза. Он лежит в этой луже и чувствует, как медленно забывается вкус крови на губах. Одежда промокла – промокла насквозь.
Молния коверкает небо. Вспышка. Удар.
С неба – на веки и губы – падают первые капли дождя. Тонкая полоска света от двери в мир мёртвых уже исчезла, но кажется: вот она, совсем близко, вместе с отсветами от молний.
Кажется: свет остался, а Рукия всё равно ушла.
Молния. Вспышка. Удар.
Ичиго закрывает глаза, и веки жжёт изнутри, и капли падают на горячую кожу. Грудная клетка изорвана в клочья.
Они забрали Рукию – и это единственное, что могло бы иметь значение. Не имеет.
Даже холода не чувствуется уже.
Рёбра разворочены и торчат нелепыми обломками. Не больно.
Это плохо, что уже даже не больно.
Это значит, что он умирает.
***
Он рывком открывает глаза.
Небо. Низкое, свинцово-серое покрывало неба до самого горизонта. Быстрые тучи совсем близко. Крики оголодавших чаек – белых вспышек на сером небе. Холодно и промозгло, волосы трепет ветер, сыростью тянет от камня по босым ногам.
На одном уровне с небом – и больше ничего.
Ичиго стоит на маленькой площадке – не больше пары шагов. Стоит босиком и невообразимо высоко. Вот от чего тучи такие низкие и доступные. Ему не страшно, и в первый момент даже не кружится голова.
Под ним – километры старого камня, сделаешь шаг – разобьёшься.
Он смотрит вниз, на выбеленный песчаный пляж, и резко и понятно оглушают крики чаек – медленно, накатывающимися волнами, серостью сливаясь с серым небом, до самого горизонта стелется море.
Пахнет им, затхлым запахом тины.
И какие-то совсем неразличимые, совсем под ногами, истерически носятся туда-сюда мелкие чёрные точки.
Только серость вокруг, занимающийся шторм, полоска песка, давящее небо и крики чаек. Холодно, промозгло, и ветер громко хлопает лёгкой одеждой. Он стоит босиком.
Носятся туда-сюда неразличимые чёрные точки.
Башня из старого серого камня высится перед ними. Башня с давно мёртвым мальчиком на самой вершине.
Его рыжие волосы – вызывающим диссонансом в окружающем монохроме.
Он стоит, медленно осознаёт, что умер, и поджимает мёрзнущие пальцы ног.
***
Одно из самых мерзких пробуждений в жизни. Уже тепло, уже чувствуются руки, а на коже, кажется, еще остался моросящий дождь.
Морда Тессая – самое мерзкое, что он видел сразу после пробуждения. Наверное, он заорал, наверное, он разразился нецензурным матом. Наверное, он отпихивался руками, ногами, и снова кричал.
Он жив.
Рукия ушла.
Ичиго, как и все школьники, работающие и старики, ненавидел просыпаться по утрам.
- Будешь много шевелиться – умрёшь.
Голос мягкий, насмешливый и вкрадчивый, как шёпот внизу. Тессай тут же отпрыгнул в дальний угол , а Ичиго лежал и сладкой болью колотится сердце о лёгкие.
Жив. Жив. Жив.
Тук. Тук. Тук.
И плевать откуда этот холод и рокот моря в ушах.
Его голос еще хриплый от сна, ран и по-мальчишески ломкий.
- Так это твой дом.
Старик в панаме и гэта, глупые шутки, щелчок складываемого веера, смешок. И улыбка – видящая насквозь и полная снисходительности. Как будто это он запихнул промёрзшую башню ему в мозги.
- Верно.
- Так это ты меня спас.
За уши выдернул из мокрой лужи, моря и моросящего дождя. Перевязал раны и впихнул на место прорвавшие кожу рёбра. От одной мысли о том, как его тащили через полгорода в этот дерьмовый магазин, как склонялись над телом, водили по нему тёплыми руками – медленно, осторожно, сводя разорванные края ран, Ичиго тянет блевать.
Может, это слабость виновата.
Урахара склоняется над ним, словно снова, словно издеваясь, и от него несёт теплом и протухшим чаем.
- Эй, это явно не та интонация, которую я ожидал. Как будто ты не хотл быть спасённым.
Это усмешка бесит особенно сейчас. Эй, Ичиго, выглядишь так, как будто только что сдох. Эй. Ичиго, выглядишь так, как будто у тебя забрали самое дорогое, что было в жизни. Эй, Ичиго, кажется, у тебя мама умерла.
Он все знает и понимает, потому и улыбается, старый ублюдок.
В точку. Не хотел.
***
Ичиго дёргается, чтобы дать по морде. Теряет равновесие и едва ли не падает. Рёбра не болят.
Он стоит на самом краю крошечной площадки. Едва не упал. Чайка разрезает воздух прямо перед глазами, крик её оглушает. Ветер дует снизу – с невообразимой глубины, ниже любого морского ущелья – прямо в лицо.
Шепот моря, чёрные точки бегают по песку.
***
Урахара улыбается.
- Ты действительно думаешь, что нет пути в Сообщество Душ?
Ичиго лежит, ненавидит его и хочет жить. Резко, вдруг, и сердце бьется о лёгкие. Сквозь бинты толчками проступает кровь. Он чувствует себя рыбой, мгновенно заглотавшей крючок.
Это обидно, и плевать, что там слишком привлекательная наживка.
- А он есть? Что мне делать?! Как мне попасть туда?!
Кажется, Урахара смеётся, и веер надежно глушит смех. Он наклоняется совсем близко, и вдруг резко чувствуется боль от раскрывшихся ран, запах моря и тухлого чая. Голос мяучет.
- Конечно, я скажу тебе. Но есть одно условие.
Рыба беспомощно дёргает хвостом, пеня воду, бьётся о её толщу, и готова выблевать наживку вместе с нутром, но крючок застрял, тянет вверх, не отпускает.
Рукия.
- Какое?
Щелчок веера, добрая улыбка, смотри: я готов помочь тебе, мне самому очень надо, я не насмехаюсь. Каждым движением вру.
- Для этого ты снова умрёшь.
Лёгкий девичий меч, застрявший прямо в сердце, и рёбра снова болят.
***
Он отчаянно машет руками, восстанавливая равновесие. Камни под ногами почему-то особенно холодные сейчас. Такая огромная высота, что песок и точки плывут перед глазами, и кровь ударяет в голову, и думается, каков же он на вкус.
Ему удается отступить от края, Ичиго пятится на несколько торопливых шагов, и снова его босые ноги находят пустоту. Отдёргивается, встаёт посередине и жадно дышит, уперев руки в колени.
Площадка настолько мала.
Только сейчас он медленно понимает, насколько холодно вокруг, насколько он теплее окружающего воздуха, и что его рыжие волосы кичливы, вызывающи, совершенно неуместны в окружающей серине. Слишком живой. Чёрные точки мельтешат невообразимо далеко, рождая головную боль.
Высоко; нависло серое небо, шепчет море и бледные песок, и падать очень далеко. Успеешь накричаться.
Ичиго переводит дыхание, встаёт и оборачивается. Пусто: ничего, кроме безжизненного неба вокруг, как будто на банку с пойманным человечком вместо крышки положили кусок серого картона. А он забрался как можно выше и хочет упасть.
Моргает. Позади, ровно за его спиной, от края площадки и до самого горизонта тянется тонкий, не толще пальца, канат. Не видно его конца.
Ичиго усаживается прямо на холодный камень, потёртыми джинсами, свесив ноги вниз – в необъятную высоту. Уже почти не страшно. Чайки летают, истошно крича и иногда задевая кончиком крыла. Воняет морем. Он начинает ждать.
Наконец, канат напрягается и чуть провисает.
***
Он идёт по тёмному пыльному коридору, качаясь, касаясь стен вытянутыми руками. Пыль чувствуется в воздухе и забирается в ноздри, и ведёт отчего-то: головокружение и мерзким ощущением тошноты.
Стены коридора медленно сужаются.
Дышать тяжело, и Ичиго вдыхает пыльный воздух всей грудью и идёт вперёд. Справа – внизу, маленькой щёлкой, видна тонкая полоска света из приоткрытой двери. От головной боли то и дело вспыхивают перед глазами белые точки, тоже освещая тёмный коридор.
Стены сузились настолько, что он еле умещается в проёме, и назад идти невозможно.
Ичиго толкает дверь, и она открывается тихо – даже без характерного скрипа застоявшихся петель. Пыли столько, что щипет глаза. Коробки внутри стоят на полу, на бесконечных, уходящих ввысь стеллажах. Сундук со старыми детскими игрушками, чемодан старьёвщика.
Урахара снимает очередную коробку, чихает, долго роется в ней и принимается за следующую.
***
Он кидается вперёд, он бурлит, негодует, и ему некогда заниматься глупыми уроками со стариком. Рукия сидит в огромной башне, и море рокочет внизу. Голова еще чуть кружится от потери крови и застрявшей в лёгких пыли из тёмных складов.
Удар тростью опрокидывает его на лопатки, больно ударив головой о подстилку. Урахара улыбается, это он рылся в бесчисленных ящиках, и от мельтешения полос на шляпе снова кружится голова.
- Ты не понял, я пытаюсь сказать тебе, - Он опускается следом, совсем близко: губы, небритый подбородок, острый кадык, - Таким, как сейчас, ты просто проиграешь. Ты слаб. «Там» это назвали бы самоубийством, - От него пахнет стухшим чаем, теплом и криками чаек, - Тебе пора повзрослеть. Не используй других люде как повод умереть.
У него нет этой недели, воздуха в лёгких и лишней даже секунды. Он знает, Рукии холодно на каменном полу.
- За десять дней я смогу стать сильнее?
Урахара хмыкает, и его усмешка самолюбивая и фальшивая насквозь. Он думает, Ичиго сломался.
- Разумеется. Если ты хочешь этого всем сердцем.
Это бесит, и Ичиго выдыхает медленно и спокойно, и голос почти не дрожит. Он не сорвался бы с крючка хотя бы потому, что не захотел бы.
- Ясно.
Урахара дёргает за удочку, и ему совершенно не идёт вид простоватого рыбака-натуралиста. Из тех, что отпускают пойманных рыб.
- Но выдержишь ли ты десять дней со мной?
- Угрожаешь?
***
Сначала видно только размытое алое пятно, чуть качающееся у линии горизонта. Такое яркое, красное и живое на фоне окружающей серости, что с непривычки щипет глаза.
Ичиго даже не удивляется, он уже ничему не удивляется; пятно растёт.
Наконец оно приобретает очертания, и висит в метре от тянущегося в горизонт каната, и видно человеческую фигуру, держащую его в вытянутой руке.
Урахара идёт по тонкому, не толще пальца, канату, ступая тяжелыми подошвами гэта. Качается, его ведёт в сторону, и он виновато смешливо улыбается, едва не упав. Он держит зонтик в вытянутой руке.
Яркий, оглушающее-алый, такой же дисгармонией, как рыжие волосы, врывающийся в окружающую серость. Урахара идёт к нему. Долго, от самого неба и линии горизонта.
Ичиго встаёт, оттряхивает джинсы, и деревянные гэта звонко цокают о камень площадки. Ичиго мог бы хотеть наорать, толкнуть и сбросить вниз, накинуться с обвинениями и вопросами. Но он не хочет.
На крошечной площадке они еле помещаются вдвоём, едва не отдавливая друг другу ноги.
Красный зонтик накрывает их обоих с головой, мигом отделяя от окружающего, и крики чаек, и шум моря, слышатся отдалённо, как сквозь толщу воды.
Урахара улыбается.
Ичиго чувствует, как что-то больно тянет вниз в груди.
***
Потолок пещеры выкрашен в неестественно-ровный, идеально голубой цвет, лишь отдалённо похожий на небо. Ичиго спешит, ему, вообще-то, все равно, на что это должно быть похоже.
- Кто бы мог подумать, что под магазином может оказаться такая больша~а~ая пещера?
Урахара смеётся и издевается, машет веером, и на ладонях его, кажется, видны отпечатки ручки зонтика.
- Просто заткнись. Не кричи за меня. Я и так удивлён достаточно.
Тот снова улыбается, склоняет голову набок и щелчком закрывает веер. Ичиго злится, а значит, он уже попался, и осталось совсем недолго до того, чтобы передать ему приклад.
- Ну как скажешь.
Он поднимает трость, и ручка её похожа на изогнутую рукоять зонта. Еще болят не сросшиеся рёбра, Ичиго дёргается, не успев увернуться. Трость вбивается в основание шеи. Опрокидывая навзничь и выбивая душу.
За короткую секунду – от касания до тяжелого дыхания в форме души – Ичиго успевает почувствовать, как же холодно дерево и метка на нем почти клеймом жжёт.
Воздух обрушивается на него могильной плитой, лёгкие судорожно дёргаются, подкашиваются ноги; лёгкие, которых нет.
- Как тебе? – Мурлычет Урахара над ухом.
Ичиго опускает взгляд и видит, от чего так сжимает и болит в груди – от неё, до угловатого мальчишеского тела, тянется тяжелая железная цепь. Заставляет упасть.
- Тяжело дышать в форме души, не так ли? Обычная душа без силы.
Он издевается, и это злит, заставляет держаться и не упасть. От боли белеет в глазах. Воздух – вот в чём основная проблема. Это он ботинком вдавливает в землю, хочет ворваться внутрь и разметать, в клочья разорвать то, что осталось.
Цепь – вот единственное, что дает еще хоть как-то держаться, не утонуть с головой, закрывает растущую дыру в груди.
- Что мне теперь делать?
- Думаю. Мы начнём, - Насмешливо улыбается Урахара, поправляя шляпу.
И толчком отправляет в бой.
Первый урок начался.
***
Пыль в воздухе медленно оседает, Ичиго стоит в проходе и спиной чувствует, что некуда уходить. Урахара роется в коробках, и мелькают старые тряпки, битые ёлочные игрушки и женские платья с запахом тления. Короткие драгоценности старика.
Темно, и простые побитые лампочки моргают под потолком.
Наконец Урахара находит что-то, тихо сорвано смеётся, и в этот момент как никогда заметно, как же он стар. Видны злые морщины под глазами и в уголках губ – даже в тени веселой панамки и доброй усмешки. Видны распухшие вены на руках. Видно, что это истеричный, умирающий смех, и склад – груда сокровища, из тех, что до самой смерти хранят драконы и кощеи.
- Подойди, - Говорит он,
И Ичиго подходит, и с каждым шагом чувствует, как холодеют пальцы и куда-то делись кроссовки с ног. Чихает от пыли. Урахара тоже чихает и виновато улыбается, и это, наверное, было бы смешно, если бы не столько старости в этой улыбке.
Он берёт его руку своими сухими тёплыми пальцами, и даже сквозь кожу чувствуется, какое сбивчатое, надрывное у него сердцебиение. Стенокардия. Отступает, достаёт из коробки ружьё – старое, проржавевшее, с причудливой вязью на прикладе. Самое ценное из драконьих сокровищ. Пуля, которую хранят про запас, для одного-единственного. Протягивает и говорит:
- Бери.
Последняя лампочка моргает, и гаснет свет.
***
- Урок зачтён.
Трость упирается ему в коленку, не давая упасть; просто больно будет. Ичиго дышит тяжело, сорвано и быстро, и видит блаженное девчачье лицо перед собой. Девочка, которая избила его до полусмерти, но страшное не в том – Ичиго думает, не будет ли у него после урахаровских тренировок такого же безмятежного покорного лица.
Крючок впился в нёбо почти физической болью, и он согласился бы, наверное.
- Но почему? Я же ей проиграл.
Урахара улыбается, отпускает девочку, и столько послушания нет даже в куклах и бездомных щенках. Наверное, в этом и есть какая-то особая их сила, пустота, которая даёт побеждать.
- Ты и не мог выиграть.
Ичиго фыркает, он знает, что точно бы смог, будь у него чуть больше времени. Но времени нет, у Рукии на каменном полу наверняка так же мёрзнут ноги, и потому он не спорит – не успевает уже. Урахара смеётся. Берёт в руки огромный грубый топор, и видно, как от тяжести вздуваются вены на запястьях. А значит, его смех лжёт.
- Если ты выйдешь из мира живых, ты станешь Пустым. Не хочешь стать Пустым – придётся стать шинигами.
Тяжело дышать, воздух давит на плечи, просачивается даже сквозь звенья в зияющую дыру в груди. Очень тяжело – обычным человеческим душам. Цепь спасает, единственная закрывает прореху в груди, и кажется – не будь её, оттуда бы тут же комом повалились внутренности – больные, мягкие, давно стухшие. Пахнущие старым чаем, морем, чайками и отчаяньем. Мама, Рукия, дождь.
- Ну а теперь мы просто перейдём ко второму уроку.
Улыбается Урахара. Заносит топор.
И перерубает эту цепь.
***
Он опускает взгляд и видит цепь – толстую, прочную, тянущуюся от груди до кольца в каменной площадке – на самом краю. Это она держит и не даёт дышать. Урахара убирает зонтик, и воздух снова обрушивается на него, заставляя упасть на колени, судорожно дыша. Выброшенная на берег рыба с застрявшим крючком.
Вокруг холодно, он тёплый – и потому так оглушающее стучит сердце, которого не бывает у душ. Тонны воздуха и серости смотрят жадными глазами, рвут, ревуться, норовя откусить по куску от тепла и рыжины. Это море, эти кричащие чайки, это серое небо зло.
Урахара смеётся, снова накрывает зонтом, и опять ограждает от тысяч пустых бесцветных голодных песчинок, как будто они вцепились в алое вместо рыжего. Ичиго смотрит на него снизу вверх, холодно коленям даже сквозь ткань джинс, смотрит и хочет убить. Он чувствует – Рукия совсем близко, здесь, под ним в этой башне, над морем и песком. Не пробиться.
- Что ты делаешь, ублюдок.
Смешок над ухом, цокот гэта, и их деревянная подошва наступает на прижатые к камню ладони – больно – всем старческим телом и острыми дощечками. Отпускает и толчком в грудь опрокидывает, и Ичиго тянет материться, пока не понимает, насколько площадка мала.
Пока он не падает вниз – туда, куда так тянуло человечка из банки, прямо посреди серости, в жаждущий его тепла песок. Высосать, выпить до краёв. Больно дёргает в груди, и он висит – рыжее на фоне серой башни, подвешенный за тянущуюся из груди цепь. Беспомощно трепыхается.
Пора тянуть спиннинг.
Урахара стоит над ним и улыбается, столкнувший в площадки царь горы, древний дракон. Машет алым зонтиком – то закрывая, давая защиту, то убирая. Смеётся – его не поймёшь. До рези мельтешит в глазах.
Пожалуй, он уже смирился.
Даже солнца на сером картоне нет.
***
Дыра раздирает лёгкие и вырывается наружу. Ярким, оглушающим ощущением пустоты, и так, наверное, и умирают. В который уже, мать вашу, раз. Так, наверное, и становятся Пустыми.
Вылетая из тёмной шахты с изорванной грудью – в клочья, даже без цепи, на пыльный пол пещеры. Под изумлёнными взглядами. Тут, в сущности, главное понять, что уже не важно: Пустой, шинигами, мёртвый перепуганный мальчишка – это не разные виды, это просто состояние души.
Ичиго держит в руках меч, Ичиго сдирает с себя маску Пустого, и вот он – мальчишка – виден.
- Если твоя душа хочет есть, значит ты становишься Пустым.
Его душа голодна. Рукия. Рукия. Рукия. Башня, серость и чёткое ощущение ружья в руках.
- Поздравляю, - Смеётся Урахара, и он и тут его обманул. Нет никаких шинигами и Пустых, всё равно, что он там делал. Ублюдочный старик просто ждал, когда он доумирает, - Ты успел вовремя. Засчитывая второй урок.
И потому Ичиго уже нет никакого резона сдерживаться. Он подошёл и резко, без замаха, врезал ему по лицу. Не женским оскорблением-пощечиной, а так, как хотел. Чтоб зубы посыпались.
Не вышло.
- Заткнись. Пока я умирал там, я поклялся, что убью тебя, если выберусь.
Эта сволочь всё еще улыбается. Размахивает алым зонтиком перед глазами: туда – сюда.
- Никаких ограничений во времени. Просто сбей мечом мою шляпу.
***
Ичиго открывает глаза. Серое небо, холодные камни, крики чаек, лёгкое головокружение, но что-то изменилось. В воздухе ощутимо веет падалью. Кто-то тёплыми руками обнимает его сзади, скользит, обвивая талию и руки, трётся о шею небритым подбородком. Падалью и стухшим чаем.
Они тёплые – вдвоём, здесь, на невообразимой высоте, под пронизывающим ветром, на вершине каменной башни. На самом деле это тоже обман, потому что только у Ичиго рыжие волосы из них двоих, и это в него хочет вцепиться, растерзать серость. В него одного.
Только сейчас ему всё равно – странное коматозное состояние, наверное, потеря крови наконец-то сказалась. И Урахара шепчет что-то мягкое, усыпляющее ему на ухо, ведя руки выше, обхватывая ладони.
И Рукия плачет под ними, внизу.
И Ичиго чувствует непривычную тяжесть в ладонях, в плечо упирается приклад. Урахара направляет его безвольные пальцы, заставляя обхватить курок. Старое ржавое железо из залежей дракона и очень тоскующего мстительного старика. Он ведь так хотел вернуться.
- Стреляй, - Шепчет он голосом убаюкивающим, добрым-добрым, явно позаимствованным у его чёрной кошки с золотыми глазами, - Ты победишь их всех, - Говорит он, и сам в это верит.
Он нашёл отличное орудие.
Ичиго видит плохо, слабо – всё сплывается в одно сплошное серое пятно. И рокот моря в ушах. Они на самой вершине башни, им все заметно. В прицеле бегают-мельтешат чёрные точки у подножия.
Дуло еле поспевает за ними.
- Стреляй! – И его голос срывается от волнения.
***
Он порвал шляпу почти наполовину, но Урахара не злиться. Он делает вид, что не злиться вообще никогда.
Есть вещи более важные, чем старая панама, и иногда он вспоминает об этом.
Едва пройдя третий урок, Ичиго засыпает, и вот что важно. Это значит, что вот он – уже его, и ему не вырваться оттуда. С башни и серого мира, из его тёплых направляющих рук.
Урахара подходит, оттаскивает его на кровать и укрывает пледом, храня образ заботы.
Он ждал этого оружия так долго, и это что-то среднее между действительно мелочной местью и еще одним великим экспериментом.
Он наконец-то побеждён, впервые за столько людских лет, и он готов дать Ичиго куда больше, чем старую шляпу. Если всё получится, он отдаст себя ему с потрохами.
***
- Стреляй! – И его голос срывается от волнения, - Ты сможешь, уж ты-то перебьёшь их всех. Ты сильный.
Точка дрожит в прицеле ржавого ружья. И серость срывается – штормит море, ветер норовит сбить их с крошечной площадки, песок стелет глаза, сама башня идёт ходуном. Ветер, воздух – холодный до инея на пальцах. Он чует тепло, и весь – вся его огромная жадная масса – срывается и летит к мальчику, засыпающему в чужих руках.
Урахара ласков, искренне как никогда:
- Давай же. Пожалуйста.
И Ичиго стреляет. Скрежет ржавчины курка, выстрел, отдача.
Одна точка взрывается ворохом розовых лепестков. Бьякуя Кучики.
Тут же ветер пронзает его насквозь – через оставшуюся дыру от цепи на груди – прямо в сердце.
Это больно, но руки держат его, восторженно, почти истерично.
- Да. Еще!
И он снова стреляет. Еще одна точка взрывается запахом и зелёной слизью. Маюри Куротсучи.
Это очень, очень больно – разоряющие его ветер, изнутри впившийся потоками в тепло. Но только он позволяет попадать.
- Пожалуйста, Ичиго. Еще.
Выстрел, фальшивая улыбка, Ичимару Гин.
Выстрел, быстрая оса и безвозмездное обожание, Сой Фонг.
Выстрел, запах лекарств и свежих простыней, Унохана Рецу.
Выстрел, тепло шерсти и золото глаз, Комамура Сайджин.
Выстрел, усмешка и сакура в цвету, Кёраку Шунсуй
Выстрел, темнота и сухость кожи, Тосэн Канамэ.
Выстрел, лёд и ветер, и детская серьёзность, Хицугая Тоширо.
Выстрел, немота и слепая ярость, Зараки Кенпачи.
Выстрел, древняя мудрость и волны мечей, Укитаке Джуширо.
Они все изгнали его из Сейретея. Умри, умри, умри.
- Ичиго, - И голос срывается, как никогда в экстазе.
Ямамото Генрюсай Шигекуни, и основание башни подкашивается. Ичиго медленно остывает в его руках – ветер выжрал почти всё.
На один выстрел осталось.
Айзен Соуске, умри.
***
Портал раскрывается белоснежным сиянием. Ичиго думает, что идёт спасать Рукия.
И Урахара улыбается, отправляя его в Сейретей.
Автор: Fujin
Герои: Ичиго, Урахара
Рейтинг: G
Предупреждение: еще раз очень извиняюсь за задержку перед получателем и организаторами. простите пожалуйста
Отказ от прав: не моё
Написано по заявке:
читать дальшеУрахара/Ичиго
Маюри/Исида
Кьёраку/Укитаке (нежелательно прошлое)
Можно ещё Зангетсу/Ичиго, Ренджи/Бьякуя (капитан снизу, да), Айзен/Гин.
На крайний случай Айзен с кем угодно.
Первые две пары предпочтительнее всего.
БашняВода в луже тухлая и холодная, как занимающаяся гроза. Он лежит в этой луже и чувствует, как медленно забывается вкус крови на губах. Одежда промокла – промокла насквозь.
Молния коверкает небо. Вспышка. Удар.
С неба – на веки и губы – падают первые капли дождя. Тонкая полоска света от двери в мир мёртвых уже исчезла, но кажется: вот она, совсем близко, вместе с отсветами от молний.
Кажется: свет остался, а Рукия всё равно ушла.
Молния. Вспышка. Удар.
Ичиго закрывает глаза, и веки жжёт изнутри, и капли падают на горячую кожу. Грудная клетка изорвана в клочья.
Они забрали Рукию – и это единственное, что могло бы иметь значение. Не имеет.
Даже холода не чувствуется уже.
Рёбра разворочены и торчат нелепыми обломками. Не больно.
Это плохо, что уже даже не больно.
Это значит, что он умирает.
***
Он рывком открывает глаза.
Небо. Низкое, свинцово-серое покрывало неба до самого горизонта. Быстрые тучи совсем близко. Крики оголодавших чаек – белых вспышек на сером небе. Холодно и промозгло, волосы трепет ветер, сыростью тянет от камня по босым ногам.
На одном уровне с небом – и больше ничего.
Ичиго стоит на маленькой площадке – не больше пары шагов. Стоит босиком и невообразимо высоко. Вот от чего тучи такие низкие и доступные. Ему не страшно, и в первый момент даже не кружится голова.
Под ним – километры старого камня, сделаешь шаг – разобьёшься.
Он смотрит вниз, на выбеленный песчаный пляж, и резко и понятно оглушают крики чаек – медленно, накатывающимися волнами, серостью сливаясь с серым небом, до самого горизонта стелется море.
Пахнет им, затхлым запахом тины.
И какие-то совсем неразличимые, совсем под ногами, истерически носятся туда-сюда мелкие чёрные точки.
Только серость вокруг, занимающийся шторм, полоска песка, давящее небо и крики чаек. Холодно, промозгло, и ветер громко хлопает лёгкой одеждой. Он стоит босиком.
Носятся туда-сюда неразличимые чёрные точки.
Башня из старого серого камня высится перед ними. Башня с давно мёртвым мальчиком на самой вершине.
Его рыжие волосы – вызывающим диссонансом в окружающем монохроме.
Он стоит, медленно осознаёт, что умер, и поджимает мёрзнущие пальцы ног.
***
Одно из самых мерзких пробуждений в жизни. Уже тепло, уже чувствуются руки, а на коже, кажется, еще остался моросящий дождь.
Морда Тессая – самое мерзкое, что он видел сразу после пробуждения. Наверное, он заорал, наверное, он разразился нецензурным матом. Наверное, он отпихивался руками, ногами, и снова кричал.
Он жив.
Рукия ушла.
Ичиго, как и все школьники, работающие и старики, ненавидел просыпаться по утрам.
- Будешь много шевелиться – умрёшь.
Голос мягкий, насмешливый и вкрадчивый, как шёпот внизу. Тессай тут же отпрыгнул в дальний угол , а Ичиго лежал и сладкой болью колотится сердце о лёгкие.
Жив. Жив. Жив.
Тук. Тук. Тук.
И плевать откуда этот холод и рокот моря в ушах.
Его голос еще хриплый от сна, ран и по-мальчишески ломкий.
- Так это твой дом.
Старик в панаме и гэта, глупые шутки, щелчок складываемого веера, смешок. И улыбка – видящая насквозь и полная снисходительности. Как будто это он запихнул промёрзшую башню ему в мозги.
- Верно.
- Так это ты меня спас.
За уши выдернул из мокрой лужи, моря и моросящего дождя. Перевязал раны и впихнул на место прорвавшие кожу рёбра. От одной мысли о том, как его тащили через полгорода в этот дерьмовый магазин, как склонялись над телом, водили по нему тёплыми руками – медленно, осторожно, сводя разорванные края ран, Ичиго тянет блевать.
Может, это слабость виновата.
Урахара склоняется над ним, словно снова, словно издеваясь, и от него несёт теплом и протухшим чаем.
- Эй, это явно не та интонация, которую я ожидал. Как будто ты не хотл быть спасённым.
Это усмешка бесит особенно сейчас. Эй, Ичиго, выглядишь так, как будто только что сдох. Эй. Ичиго, выглядишь так, как будто у тебя забрали самое дорогое, что было в жизни. Эй, Ичиго, кажется, у тебя мама умерла.
Он все знает и понимает, потому и улыбается, старый ублюдок.
В точку. Не хотел.
***
Ичиго дёргается, чтобы дать по морде. Теряет равновесие и едва ли не падает. Рёбра не болят.
Он стоит на самом краю крошечной площадки. Едва не упал. Чайка разрезает воздух прямо перед глазами, крик её оглушает. Ветер дует снизу – с невообразимой глубины, ниже любого морского ущелья – прямо в лицо.
Шепот моря, чёрные точки бегают по песку.
***
Урахара улыбается.
- Ты действительно думаешь, что нет пути в Сообщество Душ?
Ичиго лежит, ненавидит его и хочет жить. Резко, вдруг, и сердце бьется о лёгкие. Сквозь бинты толчками проступает кровь. Он чувствует себя рыбой, мгновенно заглотавшей крючок.
Это обидно, и плевать, что там слишком привлекательная наживка.
- А он есть? Что мне делать?! Как мне попасть туда?!
Кажется, Урахара смеётся, и веер надежно глушит смех. Он наклоняется совсем близко, и вдруг резко чувствуется боль от раскрывшихся ран, запах моря и тухлого чая. Голос мяучет.
- Конечно, я скажу тебе. Но есть одно условие.
Рыба беспомощно дёргает хвостом, пеня воду, бьётся о её толщу, и готова выблевать наживку вместе с нутром, но крючок застрял, тянет вверх, не отпускает.
Рукия.
- Какое?
Щелчок веера, добрая улыбка, смотри: я готов помочь тебе, мне самому очень надо, я не насмехаюсь. Каждым движением вру.
- Для этого ты снова умрёшь.
Лёгкий девичий меч, застрявший прямо в сердце, и рёбра снова болят.
***
Он отчаянно машет руками, восстанавливая равновесие. Камни под ногами почему-то особенно холодные сейчас. Такая огромная высота, что песок и точки плывут перед глазами, и кровь ударяет в голову, и думается, каков же он на вкус.
Ему удается отступить от края, Ичиго пятится на несколько торопливых шагов, и снова его босые ноги находят пустоту. Отдёргивается, встаёт посередине и жадно дышит, уперев руки в колени.
Площадка настолько мала.
Только сейчас он медленно понимает, насколько холодно вокруг, насколько он теплее окружающего воздуха, и что его рыжие волосы кичливы, вызывающи, совершенно неуместны в окружающей серине. Слишком живой. Чёрные точки мельтешат невообразимо далеко, рождая головную боль.
Высоко; нависло серое небо, шепчет море и бледные песок, и падать очень далеко. Успеешь накричаться.
Ичиго переводит дыхание, встаёт и оборачивается. Пусто: ничего, кроме безжизненного неба вокруг, как будто на банку с пойманным человечком вместо крышки положили кусок серого картона. А он забрался как можно выше и хочет упасть.
Моргает. Позади, ровно за его спиной, от края площадки и до самого горизонта тянется тонкий, не толще пальца, канат. Не видно его конца.
Ичиго усаживается прямо на холодный камень, потёртыми джинсами, свесив ноги вниз – в необъятную высоту. Уже почти не страшно. Чайки летают, истошно крича и иногда задевая кончиком крыла. Воняет морем. Он начинает ждать.
Наконец, канат напрягается и чуть провисает.
***
Он идёт по тёмному пыльному коридору, качаясь, касаясь стен вытянутыми руками. Пыль чувствуется в воздухе и забирается в ноздри, и ведёт отчего-то: головокружение и мерзким ощущением тошноты.
Стены коридора медленно сужаются.
Дышать тяжело, и Ичиго вдыхает пыльный воздух всей грудью и идёт вперёд. Справа – внизу, маленькой щёлкой, видна тонкая полоска света из приоткрытой двери. От головной боли то и дело вспыхивают перед глазами белые точки, тоже освещая тёмный коридор.
Стены сузились настолько, что он еле умещается в проёме, и назад идти невозможно.
Ичиго толкает дверь, и она открывается тихо – даже без характерного скрипа застоявшихся петель. Пыли столько, что щипет глаза. Коробки внутри стоят на полу, на бесконечных, уходящих ввысь стеллажах. Сундук со старыми детскими игрушками, чемодан старьёвщика.
Урахара снимает очередную коробку, чихает, долго роется в ней и принимается за следующую.
***
Он кидается вперёд, он бурлит, негодует, и ему некогда заниматься глупыми уроками со стариком. Рукия сидит в огромной башне, и море рокочет внизу. Голова еще чуть кружится от потери крови и застрявшей в лёгких пыли из тёмных складов.
Удар тростью опрокидывает его на лопатки, больно ударив головой о подстилку. Урахара улыбается, это он рылся в бесчисленных ящиках, и от мельтешения полос на шляпе снова кружится голова.
- Ты не понял, я пытаюсь сказать тебе, - Он опускается следом, совсем близко: губы, небритый подбородок, острый кадык, - Таким, как сейчас, ты просто проиграешь. Ты слаб. «Там» это назвали бы самоубийством, - От него пахнет стухшим чаем, теплом и криками чаек, - Тебе пора повзрослеть. Не используй других люде как повод умереть.
У него нет этой недели, воздуха в лёгких и лишней даже секунды. Он знает, Рукии холодно на каменном полу.
- За десять дней я смогу стать сильнее?
Урахара хмыкает, и его усмешка самолюбивая и фальшивая насквозь. Он думает, Ичиго сломался.
- Разумеется. Если ты хочешь этого всем сердцем.
Это бесит, и Ичиго выдыхает медленно и спокойно, и голос почти не дрожит. Он не сорвался бы с крючка хотя бы потому, что не захотел бы.
- Ясно.
Урахара дёргает за удочку, и ему совершенно не идёт вид простоватого рыбака-натуралиста. Из тех, что отпускают пойманных рыб.
- Но выдержишь ли ты десять дней со мной?
- Угрожаешь?
***
Сначала видно только размытое алое пятно, чуть качающееся у линии горизонта. Такое яркое, красное и живое на фоне окружающей серости, что с непривычки щипет глаза.
Ичиго даже не удивляется, он уже ничему не удивляется; пятно растёт.
Наконец оно приобретает очертания, и висит в метре от тянущегося в горизонт каната, и видно человеческую фигуру, держащую его в вытянутой руке.
Урахара идёт по тонкому, не толще пальца, канату, ступая тяжелыми подошвами гэта. Качается, его ведёт в сторону, и он виновато смешливо улыбается, едва не упав. Он держит зонтик в вытянутой руке.
Яркий, оглушающее-алый, такой же дисгармонией, как рыжие волосы, врывающийся в окружающую серость. Урахара идёт к нему. Долго, от самого неба и линии горизонта.
Ичиго встаёт, оттряхивает джинсы, и деревянные гэта звонко цокают о камень площадки. Ичиго мог бы хотеть наорать, толкнуть и сбросить вниз, накинуться с обвинениями и вопросами. Но он не хочет.
На крошечной площадке они еле помещаются вдвоём, едва не отдавливая друг другу ноги.
Красный зонтик накрывает их обоих с головой, мигом отделяя от окружающего, и крики чаек, и шум моря, слышатся отдалённо, как сквозь толщу воды.
Урахара улыбается.
Ичиго чувствует, как что-то больно тянет вниз в груди.
***
Потолок пещеры выкрашен в неестественно-ровный, идеально голубой цвет, лишь отдалённо похожий на небо. Ичиго спешит, ему, вообще-то, все равно, на что это должно быть похоже.
- Кто бы мог подумать, что под магазином может оказаться такая больша~а~ая пещера?
Урахара смеётся и издевается, машет веером, и на ладонях его, кажется, видны отпечатки ручки зонтика.
- Просто заткнись. Не кричи за меня. Я и так удивлён достаточно.
Тот снова улыбается, склоняет голову набок и щелчком закрывает веер. Ичиго злится, а значит, он уже попался, и осталось совсем недолго до того, чтобы передать ему приклад.
- Ну как скажешь.
Он поднимает трость, и ручка её похожа на изогнутую рукоять зонта. Еще болят не сросшиеся рёбра, Ичиго дёргается, не успев увернуться. Трость вбивается в основание шеи. Опрокидывая навзничь и выбивая душу.
За короткую секунду – от касания до тяжелого дыхания в форме души – Ичиго успевает почувствовать, как же холодно дерево и метка на нем почти клеймом жжёт.
Воздух обрушивается на него могильной плитой, лёгкие судорожно дёргаются, подкашиваются ноги; лёгкие, которых нет.
- Как тебе? – Мурлычет Урахара над ухом.
Ичиго опускает взгляд и видит, от чего так сжимает и болит в груди – от неё, до угловатого мальчишеского тела, тянется тяжелая железная цепь. Заставляет упасть.
- Тяжело дышать в форме души, не так ли? Обычная душа без силы.
Он издевается, и это злит, заставляет держаться и не упасть. От боли белеет в глазах. Воздух – вот в чём основная проблема. Это он ботинком вдавливает в землю, хочет ворваться внутрь и разметать, в клочья разорвать то, что осталось.
Цепь – вот единственное, что дает еще хоть как-то держаться, не утонуть с головой, закрывает растущую дыру в груди.
- Что мне теперь делать?
- Думаю. Мы начнём, - Насмешливо улыбается Урахара, поправляя шляпу.
И толчком отправляет в бой.
Первый урок начался.
***
Пыль в воздухе медленно оседает, Ичиго стоит в проходе и спиной чувствует, что некуда уходить. Урахара роется в коробках, и мелькают старые тряпки, битые ёлочные игрушки и женские платья с запахом тления. Короткие драгоценности старика.
Темно, и простые побитые лампочки моргают под потолком.
Наконец Урахара находит что-то, тихо сорвано смеётся, и в этот момент как никогда заметно, как же он стар. Видны злые морщины под глазами и в уголках губ – даже в тени веселой панамки и доброй усмешки. Видны распухшие вены на руках. Видно, что это истеричный, умирающий смех, и склад – груда сокровища, из тех, что до самой смерти хранят драконы и кощеи.
- Подойди, - Говорит он,
И Ичиго подходит, и с каждым шагом чувствует, как холодеют пальцы и куда-то делись кроссовки с ног. Чихает от пыли. Урахара тоже чихает и виновато улыбается, и это, наверное, было бы смешно, если бы не столько старости в этой улыбке.
Он берёт его руку своими сухими тёплыми пальцами, и даже сквозь кожу чувствуется, какое сбивчатое, надрывное у него сердцебиение. Стенокардия. Отступает, достаёт из коробки ружьё – старое, проржавевшее, с причудливой вязью на прикладе. Самое ценное из драконьих сокровищ. Пуля, которую хранят про запас, для одного-единственного. Протягивает и говорит:
- Бери.
Последняя лампочка моргает, и гаснет свет.
***
- Урок зачтён.
Трость упирается ему в коленку, не давая упасть; просто больно будет. Ичиго дышит тяжело, сорвано и быстро, и видит блаженное девчачье лицо перед собой. Девочка, которая избила его до полусмерти, но страшное не в том – Ичиго думает, не будет ли у него после урахаровских тренировок такого же безмятежного покорного лица.
Крючок впился в нёбо почти физической болью, и он согласился бы, наверное.
- Но почему? Я же ей проиграл.
Урахара улыбается, отпускает девочку, и столько послушания нет даже в куклах и бездомных щенках. Наверное, в этом и есть какая-то особая их сила, пустота, которая даёт побеждать.
- Ты и не мог выиграть.
Ичиго фыркает, он знает, что точно бы смог, будь у него чуть больше времени. Но времени нет, у Рукии на каменном полу наверняка так же мёрзнут ноги, и потому он не спорит – не успевает уже. Урахара смеётся. Берёт в руки огромный грубый топор, и видно, как от тяжести вздуваются вены на запястьях. А значит, его смех лжёт.
- Если ты выйдешь из мира живых, ты станешь Пустым. Не хочешь стать Пустым – придётся стать шинигами.
Тяжело дышать, воздух давит на плечи, просачивается даже сквозь звенья в зияющую дыру в груди. Очень тяжело – обычным человеческим душам. Цепь спасает, единственная закрывает прореху в груди, и кажется – не будь её, оттуда бы тут же комом повалились внутренности – больные, мягкие, давно стухшие. Пахнущие старым чаем, морем, чайками и отчаяньем. Мама, Рукия, дождь.
- Ну а теперь мы просто перейдём ко второму уроку.
Улыбается Урахара. Заносит топор.
И перерубает эту цепь.
***
Он опускает взгляд и видит цепь – толстую, прочную, тянущуюся от груди до кольца в каменной площадке – на самом краю. Это она держит и не даёт дышать. Урахара убирает зонтик, и воздух снова обрушивается на него, заставляя упасть на колени, судорожно дыша. Выброшенная на берег рыба с застрявшим крючком.
Вокруг холодно, он тёплый – и потому так оглушающее стучит сердце, которого не бывает у душ. Тонны воздуха и серости смотрят жадными глазами, рвут, ревуться, норовя откусить по куску от тепла и рыжины. Это море, эти кричащие чайки, это серое небо зло.
Урахара смеётся, снова накрывает зонтом, и опять ограждает от тысяч пустых бесцветных голодных песчинок, как будто они вцепились в алое вместо рыжего. Ичиго смотрит на него снизу вверх, холодно коленям даже сквозь ткань джинс, смотрит и хочет убить. Он чувствует – Рукия совсем близко, здесь, под ним в этой башне, над морем и песком. Не пробиться.
- Что ты делаешь, ублюдок.
Смешок над ухом, цокот гэта, и их деревянная подошва наступает на прижатые к камню ладони – больно – всем старческим телом и острыми дощечками. Отпускает и толчком в грудь опрокидывает, и Ичиго тянет материться, пока не понимает, насколько площадка мала.
Пока он не падает вниз – туда, куда так тянуло человечка из банки, прямо посреди серости, в жаждущий его тепла песок. Высосать, выпить до краёв. Больно дёргает в груди, и он висит – рыжее на фоне серой башни, подвешенный за тянущуюся из груди цепь. Беспомощно трепыхается.
Пора тянуть спиннинг.
Урахара стоит над ним и улыбается, столкнувший в площадки царь горы, древний дракон. Машет алым зонтиком – то закрывая, давая защиту, то убирая. Смеётся – его не поймёшь. До рези мельтешит в глазах.
Пожалуй, он уже смирился.
Даже солнца на сером картоне нет.
***
Дыра раздирает лёгкие и вырывается наружу. Ярким, оглушающим ощущением пустоты, и так, наверное, и умирают. В который уже, мать вашу, раз. Так, наверное, и становятся Пустыми.
Вылетая из тёмной шахты с изорванной грудью – в клочья, даже без цепи, на пыльный пол пещеры. Под изумлёнными взглядами. Тут, в сущности, главное понять, что уже не важно: Пустой, шинигами, мёртвый перепуганный мальчишка – это не разные виды, это просто состояние души.
Ичиго держит в руках меч, Ичиго сдирает с себя маску Пустого, и вот он – мальчишка – виден.
- Если твоя душа хочет есть, значит ты становишься Пустым.
Его душа голодна. Рукия. Рукия. Рукия. Башня, серость и чёткое ощущение ружья в руках.
- Поздравляю, - Смеётся Урахара, и он и тут его обманул. Нет никаких шинигами и Пустых, всё равно, что он там делал. Ублюдочный старик просто ждал, когда он доумирает, - Ты успел вовремя. Засчитывая второй урок.
И потому Ичиго уже нет никакого резона сдерживаться. Он подошёл и резко, без замаха, врезал ему по лицу. Не женским оскорблением-пощечиной, а так, как хотел. Чтоб зубы посыпались.
Не вышло.
- Заткнись. Пока я умирал там, я поклялся, что убью тебя, если выберусь.
Эта сволочь всё еще улыбается. Размахивает алым зонтиком перед глазами: туда – сюда.
- Никаких ограничений во времени. Просто сбей мечом мою шляпу.
***
Ичиго открывает глаза. Серое небо, холодные камни, крики чаек, лёгкое головокружение, но что-то изменилось. В воздухе ощутимо веет падалью. Кто-то тёплыми руками обнимает его сзади, скользит, обвивая талию и руки, трётся о шею небритым подбородком. Падалью и стухшим чаем.
Они тёплые – вдвоём, здесь, на невообразимой высоте, под пронизывающим ветром, на вершине каменной башни. На самом деле это тоже обман, потому что только у Ичиго рыжие волосы из них двоих, и это в него хочет вцепиться, растерзать серость. В него одного.
Только сейчас ему всё равно – странное коматозное состояние, наверное, потеря крови наконец-то сказалась. И Урахара шепчет что-то мягкое, усыпляющее ему на ухо, ведя руки выше, обхватывая ладони.
И Рукия плачет под ними, внизу.
И Ичиго чувствует непривычную тяжесть в ладонях, в плечо упирается приклад. Урахара направляет его безвольные пальцы, заставляя обхватить курок. Старое ржавое железо из залежей дракона и очень тоскующего мстительного старика. Он ведь так хотел вернуться.
- Стреляй, - Шепчет он голосом убаюкивающим, добрым-добрым, явно позаимствованным у его чёрной кошки с золотыми глазами, - Ты победишь их всех, - Говорит он, и сам в это верит.
Он нашёл отличное орудие.
Ичиго видит плохо, слабо – всё сплывается в одно сплошное серое пятно. И рокот моря в ушах. Они на самой вершине башни, им все заметно. В прицеле бегают-мельтешат чёрные точки у подножия.
Дуло еле поспевает за ними.
- Стреляй! – И его голос срывается от волнения.
***
Он порвал шляпу почти наполовину, но Урахара не злиться. Он делает вид, что не злиться вообще никогда.
Есть вещи более важные, чем старая панама, и иногда он вспоминает об этом.
Едва пройдя третий урок, Ичиго засыпает, и вот что важно. Это значит, что вот он – уже его, и ему не вырваться оттуда. С башни и серого мира, из его тёплых направляющих рук.
Урахара подходит, оттаскивает его на кровать и укрывает пледом, храня образ заботы.
Он ждал этого оружия так долго, и это что-то среднее между действительно мелочной местью и еще одним великим экспериментом.
Он наконец-то побеждён, впервые за столько людских лет, и он готов дать Ичиго куда больше, чем старую шляпу. Если всё получится, он отдаст себя ему с потрохами.
***
- Стреляй! – И его голос срывается от волнения, - Ты сможешь, уж ты-то перебьёшь их всех. Ты сильный.
Точка дрожит в прицеле ржавого ружья. И серость срывается – штормит море, ветер норовит сбить их с крошечной площадки, песок стелет глаза, сама башня идёт ходуном. Ветер, воздух – холодный до инея на пальцах. Он чует тепло, и весь – вся его огромная жадная масса – срывается и летит к мальчику, засыпающему в чужих руках.
Урахара ласков, искренне как никогда:
- Давай же. Пожалуйста.
И Ичиго стреляет. Скрежет ржавчины курка, выстрел, отдача.
Одна точка взрывается ворохом розовых лепестков. Бьякуя Кучики.
Тут же ветер пронзает его насквозь – через оставшуюся дыру от цепи на груди – прямо в сердце.
Это больно, но руки держат его, восторженно, почти истерично.
- Да. Еще!
И он снова стреляет. Еще одна точка взрывается запахом и зелёной слизью. Маюри Куротсучи.
Это очень, очень больно – разоряющие его ветер, изнутри впившийся потоками в тепло. Но только он позволяет попадать.
- Пожалуйста, Ичиго. Еще.
Выстрел, фальшивая улыбка, Ичимару Гин.
Выстрел, быстрая оса и безвозмездное обожание, Сой Фонг.
Выстрел, запах лекарств и свежих простыней, Унохана Рецу.
Выстрел, тепло шерсти и золото глаз, Комамура Сайджин.
Выстрел, усмешка и сакура в цвету, Кёраку Шунсуй
Выстрел, темнота и сухость кожи, Тосэн Канамэ.
Выстрел, лёд и ветер, и детская серьёзность, Хицугая Тоширо.
Выстрел, немота и слепая ярость, Зараки Кенпачи.
Выстрел, древняя мудрость и волны мечей, Укитаке Джуширо.
Они все изгнали его из Сейретея. Умри, умри, умри.
- Ичиго, - И голос срывается, как никогда в экстазе.
Ямамото Генрюсай Шигекуни, и основание башни подкашивается. Ичиго медленно остывает в его руках – ветер выжрал почти всё.
На один выстрел осталось.
Айзен Соуске, умри.
***
Портал раскрывается белоснежным сиянием. Ичиго думает, что идёт спасать Рукия.
И Урахара улыбается, отправляя его в Сейретей.
@темы: Фанфики
-
-
27.03.2007 в 21:44Я так понимаю, фик не бетился? Вот ошибки, которые лично мне мешали легко воспринимать текст (попросту заставляли спотыкаться):
Он рывком открывает глаза.
и Ичиго тянет материться, пока не понимает, насколько площадка мала.
Урахара не злиться - R
Ичиго думает, что идёт спасать Рукия.
А так - просто замечательно )))
-
-
28.03.2007 в 18:58-
-
29.03.2007 в 03:06депрессивно
-
-
29.03.2007 в 18:46-
-
29.03.2007 в 20:34Очень, очень красивый фик.
-
-
30.03.2007 в 21:11-
-
04.03.2008 в 21:07-
-
09.11.2008 в 03:27-
-
04.01.2009 в 20:56