Silver lining lone ranger riding through an open space
Название: Правила игры
Автор: The Sh@dow
Бета: Суси-нуар
Пейринг: Ичиго/Ренджи
Рейтинг: R
Жанр: angst
Саммари: «Ничему не удивляться. Сохранять полную невозмутимость. Изображать многозначительность. Таковы были правила игры»
Предупреждение: AU, употребление наркотиков, ненормативная лексика.
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат Кубо Тайте.
Фанфик написан на Блич-фикатон по заявке Солнечной Валькирии, которая пожелала:пожелала:
Нова с кем-нибудь
Ичиго/Ренджи
Ичиго/Чад
Первые три любого рейтинга, хотелось бы просто дружбу, ангст или драма, в идеале хотелось бы action/adventure, но этого почти никто не пишет и соответственно не переводит
Бьякуя/Ренджи (топ/ботом) нс 17, насилие, жестокость
Ренджи/Рукия - никакого флафа, все остальное на усмотрение автора/переводчика.
Только по аниме.
Лучше авторский фик, но перевод тоже подойдет.
читать дальшеЗа окном кружили мелкие невзрачные снежинки. Медленно и неуверенно, словно зима боялась ошибиться адресом. Капли-зернышки на стекле и черные зародыши луж на асфальте. Сколько ни всматривайся - зрелище лучше не становится.
Это похоже на запись видеосъемки камер наблюдения в закрытом супермаркете – статичное изображение, ни одного признака жизни. И если бы не таймер в верхнем углу экрана, при желании можно было бы вообразить, что движения не существует, что мир давно уже умер и разложился, а этот застывший кадр – последнее, что успело отразиться в моих зрачках.
Я говорил отцу, что подрабатываю в круглосуточном магазине ночным дежурным, а сам в это время тренировался в подвале Урахары.
Отец не спрашивал, куда я деваю «заработанные деньги», а мне пришлось ограничить свои расходы до минимума.
Таковы были правила игры.
Он пришел вместе с вечером.
Не подкрался, потому что ему нечего было скрывать. Не стал орать под окнами, как пожарная сирена, шокируя посторонних своей полной невменяемостью (скорее, я сошел с ума, но это не суть важно), не влетел в приоткрытую форточку вместе с болезненно-желтым нервным отсветом уличных фонарей, надоедливыми гудками машин и запахами сырости.
Он просто пришел, и все. Необратимый процесс. И столь же закономерный. Я должен был это предвидеть, если бы хоть немного внимания обращал на происходящее в городе. И дело, конечно же, не в зиме.
Рывком распахнув дверь в мою темную спальню, он спросил наугад, в безликий полумрак:
- Эй, Ичиго! Где у тебя ванная комната?
Я разглядывал его угловатый силуэт в дверном проеме, то и дело изменяющий свои очертания. Свет робко выглядывал из-за его спины, прятался в волосах и складках одежды.
Абараи Ренджи или мое персональное видение. В равной степени он мог быть и тем, и другим.
Я бы предпочел второе.
Чтобы он улыбался мне из коробки с несвежей пиццей: рот - расплавленная полоска сыра и глаза-маслины. Волосы цвета кетчупа – идеальная гастрономическая параллель, правда?
Или чтобы он прыгал на потолке, уворачиваясь от лучей-фар проезжающих машин. Крошечная фигурка, размахивающая огромным кривым мечом. Вверх-вниз. Немое кино. Пленка, зажеванная проигрывателем: режиссируй, как хочешь. Я мог бы додумывать его реплики – вместо снотворного.
Еще один элемент этой абсурдной реальности. Моей реальности с бесполезной конспирацией, отвратительной погодой и дешевыми таблетками. Мое сумасшествие – ну, вы помните, да?
Ренджи стоял на пороге и ждал ответа. Тринадцать секунд чистого терпения – абсолютный рекорд. Только когда он шагнул в комнату и стало ясно, что попытка скрыться в молчаливой темноте – дохлый номер, я сказал, что в моей комнате ванной нет, но зато она есть налево по коридору, третья дверь.
Я не стал спрашивать, зачем он пришел.
Он оставил неудачные попытки нащупать на стене выключатель в темноте.
Мы оба делали вид, что ничего не происходит.
Ничему не удивляться.
Сохранять полную невозмутимость.
Изображать многозначительность.
Таковы были правила игры.
* * *
Никто из нас не хотел выглядеть глупым.
Глупость – это проявление слабости, так же, как и неосведомленность.
Глупость ставила под сомнение право на лидерство, а я всегда хотел быть первым.
С самого начала наши отношения были насквозь пропитаны соперничеством, не меньше, чем одежда – кровью. Даже сейчас, когда мы сражались на одной стороне, я не хотел давать ему ни малейшего преимущества.
Я ничуть не удивился, когда Ренджи сообщил, что Урахары нет в городе. Даже несмотря на то, что всего два дня назад экс-капитан 12 отряда едва не похоронил меня в своем гребаном подвале и обещал завершить начатое при следующей встрече, если я буду продолжать в том же духе. «Продолжу быть дебилом» – вот что он имел в виду. У меня это хорошо получалось.
Ерунда. С какой стати я должен быть в курсе всех перемещений Урахары? Я же не нанимался к нему в агенты по связям с общественностью.
Еще Ренджи поинтересовался, заметил ли я, что в Каракуре этой зимой участились случаи нападения холлоу на людей независимо от количества их духовной энергии.
Я равнодушно пожал плечами: какая разница, сколько их, этих сраных холлоу?
Все равно придется убивать.
Свои обязанности временного шинигами я исправно выполняю. Уничтожаю монстров всех мастей и калибров до занятий, после, а иногда и вместо. Никакой статистики не веду, обломки костяных масок не коллекционирую. Бессмысленная трата времени, разве нет?
Но если тебе, Ренджи, поручили этим заняться - пожалуйста. А мне проблем на свою задницу и так хватает. Взять хотя бы подготовку к экзаменам, о которых я до сих пор благополучно не вспоминал.
- А ты изменился, – задумчиво протянул Ренджи, после того, как мое красноречие исчерпалось. Чего нельзя было сказать о чипсах, которыми он все это время громко хрустел, тем самым снижая коэффициент пафосности момента.
Он сидел на полу возле моей кровати, прислонившись к ней спиной. Длинные красные пряди при каждом движении его головы задевали мою кисть, легонько щекотали пальцы.
Я мог бы при желании ухватить его за волосы – просто так, чтоб увидеть, как он вздрогнет от удивления, – вряд ли он ожидал этого сейчас, настолько был расслаблен.
Дернуть посильнее, заставляя наклонить голову назад, подставить незащищенную шею… Было в этой ситуации что-то невероятно развратное и притягательное.
Даже не знаю, что меня возбуждало больше: мысль о реализации подобной возможности или само ее существование.
Агрессия, уползающая из-под контроля скользкой опасной змеей.
И я лежал не шевелясь, будто приклеился к этой дурацкой кровати, подушке, одеялу: стоит неосторожно дернуться, и рискуешь содрать кожу до самого мяса. А я не хотел истекать кровью у него на глазах.
Чтобы избавиться от этих мыслей, я уставился в окно. На небе толкались жирные тучи, ветер усилился, шел снег. Медленно и печально он опускался на подоконник, где уже успело собраться немного.
Зима вела себя так, как не должна была бы: то дождь, то снег, то по-весеннему теплое солнце и ни одного сбывшегося прогноза погоды. Вот ведь старая сука! С недавних пор мне перестало нравиться, когда что-то происходило не по правилам.
- Ты изменился, Ичиго, – тихо повторил Ренджи. Настолько тихо, что невозможно было разобрать какие-либо интонации в его голосе.
Я подумал, что это лучший комплимент, который я слышал за всю свою на редкость идиотскую жизнь. Даже не взирая на то, что Ренджи так и не уточнил, в какую именно сторону, на его взгляд, произошло это изменение.
Снег по-прежнему подглядывал за нами в незашторенное окно.
* * *
- Ичиго, у меня к тебе серьезный разговор, – мрачно возвестил отец за завтраком.
Я с сожалением посмотрел на остатки рамэна в тарелке и недопитый чай.
Утро-близнец, ничем не отличающееся от вчерашнего. Впрочем, снег уступил свою очередь скучному затяжному дождю, который неловко заштриховывал серым все, что было снаружи.
Смотреть в окно стало моим любимым занятием.
Скверная погода. Скверное начало дня. Скверный разговор, который непременно перерастет в драку, какой бы ни была его тема.
Мой отец не умеет говорить серьезно. Он вообще не умеет говорить, зато делает во всех смыслах потрясающие подсечки и отточенным за многие годы практики хуком отправляет меня в нокдаун. Методика воспитания, позволяющая ему мнить себя идеальным отцом.
- Какие отношения у тебя с этим… - он нахмурился, видимо, прилагая непостижимые усилия подобрать наиболее точное и наименее неприличное выражение, потому что Юзу и Карин крутились поблизости, делая вид, что прибирают со стола, – с этим странным парнем?!
Я сделал вид, что не понимаю, кого он имеет в виду. Хотя более странного типа, чем Абараи Ренджи, вряд ли можно было бы найти во всей Каракуре. Но мы все еще играли в эту игру, и нужно было соблюдать правила.
- …Он живет у нас уже целую неделю! – Свою пламенную речь Ишшин для пущей убедительности сопровождал хаотичными взмахами рук, от чего едва не пострадали заварник и блюдце с шоколадным печеньем. – Ест у нас! Приходит, когда ему вздумается! Спит в твоей комнате! И как ты все это объяснишь, а?
Я поспешно запихнул в рот целое печенье и принялся тщательно его пережевывать, не забывая отхлебывать из чашки остывший чай.
Нет, ну в самом деле, я что буду ему рассказывать о том, что Ренджи отправили на грунт присматривать за порядком в нашем городе, а этот сукин сын Урахара куда-то подевался, и теперь бедному лейтенанту негде ночевать, а я – единственный знакомый ему шинигами с постоянным местом жительства в Мире Живых?
Черта с два.
Тем более что мне самому эта история ой как не нравилась. Гораздо больше, чем метель и ливень вместе взятые.
Кухонный бой продолжался. Отец забрасывал меня вопросами, один глупее другого, а я изображал полнейшую непроницаемость, непотопляемость, несгибаемость и все такое прочее.
Напоследок я ожидал вопроса об инопланетянах.
Но когда отец выпроводил из столовой хихикающих Юзу и Карин, стало ясно, что дело приняло совершенно иной оборот.
- Скажи мне честно, Ичиго, - надрывно зашептал он, перегнувшись через стол и вцепившись в мою руку своими липкими пальцами, - как сын отцу: ты – гей?
Я поперхнулся недожеванным печеньем. Из-за того, что немедленно захотел донести до сведения папаши непреложную истину о том, что он – полный придурок. В который уже раз?
- Ты уже достаточно взрослый, и если тебе нравятся мальчики, я постараюсь это понять…
Закончить мысль ему так и не удалось, потому что мое терпение лопнуло вместе с чашкой, которую я слишком крепко сжал. И тогда я от души съездил Ишшину по роже мокрым кулаком так, что он вместе со стулом отлетел к противоположной стене.
- Ренджи – мой друг. И только. Ясно?!
Он поспешно кивнул, зажимая разбитый нос обеими руками.
А я кое-как вытер руки об штаны и ушел в школу, стараясь как можно скорее выбросить из головы это происшествие.
Я сам был виноват в том, что проиграл, что сорвался. Не стоило нарушать установленных правил.
* * *
- Ни хрена не понимаю! - Ренджи устало откинулся на стуле, сверля негодующим взглядом приглушенно мерцающий монитор, на котором снова появилась надпись «Game over».
- Ты проиграл! – злорадно констатировал я, высунувшись из-за толстенного учебника по истории. Ненавижу заниматься, в то время как рядом кто-то мается дурью.
- Да пошел ты!.. - огрызнулся он, потягиваясь, – не вижу никакого смысла в этой игре.
- А все потому, что ты не придерживаешься правил, – я с удовольствием воспользовался случаем лишний раз отвлечься от нудной и малопродуктивной зубрежки, поднялся с кровати и стал у него за спиной. – Смотри. На этом уровне твоя задача – уничтожить Большого Босса. Для этого сначала выбери из арсенала снайперскую винтовку!..
Положив свою ладонь поверх его руки, крепко сжимающей мышку, я сопровождал свои комментарии соответствующими действиями. Ничего особенного, просто одна из бесчисленных компьютерных «стрелялок». Я давно уже перестал играть: приелось, да и не по мне это, но Ренджи в перерывах между патрулированием нечем было заняться.
Если только он не шлялся по магазинам в поисках новых шмоток, под благовидным предлогом «Гигай в одной и той же одежде выглядит подозрительно».
Итого за десять дней: семь разноцветных бандан, три пары джинсов и четыре пары темных очков. Такое впечатление, что этот ублюдок работал вовсе не шинигами. Во всяком случае, за истребление обычных холлоу столько не платят.
- Ну, блин, нафиг столько видов оружия? Занпакто гораздо удобнее… Если умеешь с ним обращаться, конечно. И вообще, что люди находят в таком развлечении – убивать ненастоящих врагов? Мне лично осточертело сражаться с холлоу в одной вашей сраной реальности, не то что…
Я промолчал. Слишком похоже на правду, чтобы пытаться опровергнуть.
Ренджи наконец убрал руку с мыши и скрестил руки на груди. Оставшись один на один с нагретым куском пластика, я почему-то испытал смутное сожаление.
За окном по-прежнему лил дождь: размывая контуры предметов, превращая их в одно большое расплывшееся пятно неопределенного цвета.
Мы смотрели в одном направлении.
Поколебавшись, я все-таки задал вопрос, решив послать принципы и правила куда подальше:
- Зачем ты стал шинигами?..
Наступившая тишина окружала.
- Для нас с Рукией это было единственной возможностью подняться вверх. Выбраться из дерьма, в котором мы барахтались все детство, – Ренджи говорил отрывисто, с явным усилием. – А я… Я хотел стать сильнее. Хотел, чтоб меня уважали. Любили, в конце концов. Хотел доказать, что я не просто бездомный мальчишка из захудалого района Руконгая. Что у меня есть будущее. Да, это был осознанный выбор. И потом, Кучики-тайчо… Сколько я ни старался – так до сих пор и не смог достичь его уровня. Черт! Мне есть, к чему стремиться. И рано или поздно я добьюсь своей цели. Ведь именно для этого я стал шинигами.
Ха. Тогда я понял, в чем разница между мной и Ренджи.
Это было проще, чем узнать имя собственного духовного меча.
Это было проще, чем перестать скрываться в темной комнате от всего мира.
Да, мы с Ренджи слишком похожи.
Мы с ним – одной и той же породы. Так утверждала Рукия.
Потому и с трудом находим общий язык: одинаково заряженные частицы отталкиваются друг от друга. Так объяснял Исида.
Мы мерили жизнь одинаковыми мерками.
Наши амбиции росли из одного корня.
Мы смотрели друг на друга одинаково-карими глазами.
Разница была лишь в том, что Ренджи отчаянно искал в себе ту силу, которая мне досталась по чистой случайности. Он знал, чего хочет. Я – нет.
После спасения Рукии и победы на баунто я утратил какую-либо цель. Не видел, куда применить свои способности.
Точнее, я не искал им применения.
Тотальное бездействие – вот в чем заключалась моя главная ошибка.
Это был так пугающе просто, что мне вдруг захотелось отмотать время на пять минут назад и переиграть эпизод. Дубль два – безо всяких вопросов. Дубль два, где Куросаки Ичиго ничего не знает.
К сожалению, ни одно из существующих правил не гласило, что Куросаки Ичиго ничего не чувствует.
* * *
На самом деле, правила игры придумал Урахара.
Ну, или может быть, их придумал кто-то другой, задолго до него – не знаю. Но именно Кискэ Урахара приучил меня следовать этим самым правилам.
«Если хочешь закрепить свой успех, то обязательно должен понимать, каким образом ты его добился, – так он обычно говорил. – Чтобы быть первым, нельзя полагаться только на удачу».
И еще: «Куросаки-сан, все на свете подчинено правилам, и зная их, ты сможешь управлять происходящим так, как пожелаешь».
Зная истинное имя своего занпакто, ты можешь высвободить максимально возможную духовную силу. Зная правила игры, ты можешь изменить ее результат в свою пользу.
Я сказал ему, что не хочу следовать никаким правилам. Я – не Кучики Бьякуя. Мне это не нужно.
Тогда Урахара рассмеялся и объяснил, что правила, которые устанавливаешь для себя, и законы, которых придерживается общество, – это разные вещи. Можно наплевать на какие-то общественные нормы – они чаще всего не несут отдельно взятому человеку никакой пользы.
Правила, выработанные для себя – совсем другое дело. Они помогают найти свое место в жизни, выжить, не сломаться. Иногда их еще называют принципами.
Сохранять спокойствие и хладнокровие.
Ничему не удивляться.
Не признаваться в своих слабостях.
Рассчитывать только на себя.
«Остальные правила – на твое усмотрение, Куросаки-сан».
Еще Урахара придерживался мнения, что в любой ситуации есть свои плюсы.
После того, как Ренджи стал ночевать у меня в комнате, я перестал принимать перед сном таблетки. Плюс.
Чуть меньше галлюцинаций. Плюс.
А еще он в первый же день переубедил Кона переселиться к Юзу, пообещав в противном случае вышвырнуть его из окна. Несомненный плюс.
Даже наши драки с ним – и те были отнесены мною к позитивным явлениям. Они давали эмоциональную разрядку, и я чувствовал себя живым.
Минус - наши разговоры.
Все дело в том, что общаться с Ренджи по правилам было невозможно. Он был слишком… Непредсказуемый. Хаотичный. Импульсивный.
Или же он слишком хорошо изучил правила моей игры, для того чтобы постоянно нарушать их.
- Скажи, Куросаки, у тебя есть девушка?
Ренджи вернулся домой много позже обычного – около трех часов ночи. Но я еще не спал, несмотря на то, что утром предстояло сдавать последний, наиболее трудный экзамен, к которому я практически не готовился.
Кое-как усадив свой гигай возле шкафа, сам Ренджи с блаженной улыбкой растянулся на ковре, раскинув руки в разные стороны. Волосы, свободно рассыпавшиеся вокруг его головы, в приглушенном свете ночника напоминали багровую лужу крови. Меня передернуло.
- Молчишь, да? Значит, нету! – заржал Ренджи. Он пребывал в столь прекрасном расположении духа, что это наводило на мысль об алкогольном опьянении. Белой горячке и фиолетовом бреду.
- Не твое дело! – буркнул я, помня о внутренних правилах. Терпение, терпение и еще раз терпение.
- Не мое, - послушно согласился он, – наверняка, ты даже ни разу ни с кем не трахался. Вот почему ты такой нервный, Ичиго. Сексуальная неудовлетворенность – страшная сила.
Я слегка напрягся. К чему клонит этот придурок? Дежа-вю. За последние несколько дней мне уже второй раз намекали на мою сексуальную ориентацию. О да, скоро этот вопрос вообще будет волновать всех намного больше, чем нападения каких-то холлоу.
Испорченное утро и хруст чашки в ладони. Плотная завеса дождя за окном. Красные волосы, ласкающие мое запястье и уязвимость его горла. О чем он мог догадаться?..
- Отъебись, Ренджи, – бесполезные попытки сделать вид, что его слова меня не задели.
Я отвернулся от него, давая понять, что разговор окончен, и погасил свет.
Неясный шорох за спиной – и Ренджи наклонился надо мной. Исправно работающий кинопроектор методично прокручивал изображение со звуком. Долбаное кино с моим участием.
- Послушай, Ичиго. Неужели тебе не хочется развлечься? Мы могли бы неплохо провести время, нэ? – Его хриплый шепот, смешивающийся с темнотой, звучал почти интимно. Мягко и невесомо, как случайные прикосновения волос к моему запястью миллион кадров назад.
Сглотнув, я по привычке хотел спрятать взгляд в спасительном окне, но оно было плотно зашторено.
Черт. Он подстерег меня, обманув своими полупьяными улыбками и легкомысленным тоном. Он видел меня насквозь - темнота казалась разреженной и бесцветной, намного прозрачнее воды в стакане, которой я запивал таблетки.
- О чем ты? – правило, запрещавшее удивляться, примененное наоборот. – Если тебе скучно, сходи в кино. Или купи себе еще одну бандану.
- Не валяй дурака, Ичиго. Ты прекрасно знаешь, о чем я. – Он чертовски прямолинеен. Почему я к этому никак не привыкну? – Мы давно могли бы заняться сексом.
- Мы же друзья… - я не нашел более убедительного аргумента. Это же провокация. Провокация. Или он думает, что после этих слов я брошусь ему на шею?
- Ну и что? Так даже лучше: значит, мы не испытываем друг к другу отвращения. Этого уже достаточно, чтобы…
- Я тебя не люблю, Ренджи!
Или, по крайней мере, предпочитаю так думать. Мои непристойные навязчивые мысли не имеют к тебе никакого отношения. Мои ночные кошмары протекают без твоего участия. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Я же знаю, в чем между нами разница.
- При чем здесь любовь? – он смеется так весело и беззаботно. Кто сошел с ума раньше? Он и здесь стремится отобрать у меня пальму первенства, сука. – Трахаться приятно и без какой-то там любви, разве ты не знал?
А потом наступила такая гнетущая тишина, как будто вот-вот должен грянуть взрыв и дом со всем его содержимым разнесет на мелкие кусочки. Но его не последовало.
Ренджи больше не произнес ни единого слова. Я даже не услышал, как он отошел от моей кровати и улегся на матрасе, в другом конце комнаты.
Плотно укутавшись в одеяло, я мечтал о том, чтобы нас сию же секунду стерло с лица Земли. Неважно, каким способом, лишь бы я не чувствовал себя отвратительно глупым и вконец растерянным.
Черт. Я ведь соблюдал все правила.
Так почему же меня преследовало это странное чувство?
* * *
На следующий день Ренджи ушел и не вернулся.
Я ждал его три вечера подряд.
Я выжрал целую упаковку желтых таблеток – хоть убейте, не вспомню названия этой хрени, а если и вспомню, то не смогу выговорить – за эти три ночи.
За три дня я провалил экзамен и успел кое-как пересдать его. Получил «удовлетворительно».
Три дня я избегал смотреться в зеркала. Приглаживал волосы на ощупь, чтоб лишний раз не увидеть темные круги в пол-лица под глазами, вкупе с бледной кожей делающие меня похожим на какой-нибудь сверхукуренный персонаж из низкопробного фильма ужасов. Или на уродливую маску холлоу. О последнем я старался не вспоминать.
Три дня, три вечера и три ночи я практически не покидал своей комнаты. В школу – и обратно.
Мерзкая погода, хлюпающая грязь под ногами, перешептывания одноклассников за спиной. Укоризненные взгляды Исиды, непонимающие – Чада и обеспокоенные – Иноуэ.
Горы коробок из-под дешевого фаст-фуда, громоздящиеся по углам спальни, ворчание отца, недоуменное «Ичи, что с тобой?» в исполнении Юзу и Карин. Все это отслоилось от существующей реальности, стало мелким и незначащим. Бестолковым, как пустая упаковка от сигарет, которыми я пытался заменить транквилизаторы.
Трое суток одиночества в замкнутом пространстве. Я мог бы с закрытыми глазами во всех подробностях представить вид, открывающийся из моего окна. До последней выпавшей и тут же растворившейся в непросыхающей луже снежной точки.
Наш последний разговор с Ренджи – вот что мучило меня все это время.
Мысли тяжело перекатывались в голове - бильярдные шары, никак не попадающие в нужные лузы.
И я окончательно смирился с тем, что проигрываю. Взял телефон и набрал номер Исиды.
- В чем разница между дружбой и любовью? – я напал на него безо всякого предисловия. Без лишних «привет, как дела?» в качестве разминки.
- А?… Что?.. - рассеянно повторил он.
Я готов был поклясться, что в тот момент он озадаченно потирает переносицу или поправляет очки. А может, и то, и другое – кто знает.
- Куросаки-кун, - протянул Исида, в конце концов, и тут же перешел на более привычный для него менторский тон. – Любовь – это химическая реакция, биологический процесс, всплеск гормонов, понимаешь? А дружба – хм… Я бы сказал, что это чисто психологическое проявление взаимной симпатии и желание взаимодействовать с личностью, имеющей с тобой некие общие интересы…
Заумное объяснение Исиды вызвало у меня еще больший ступор. Я выкурил почти две пачки, думая над его словами. Не помогло.
Потом позвонил Иноуэ. Десятиминутный монолог о моем кошмарном поведении все эти дни – думаю, это была более чем достойная плата за один вопрос.
«Любовь – это высшая степень дружбы» – вот как она сказала под конец нашей вымученной беседы. При этом в ее голосе было нечто такое, что заставило меня тут же бросить трубку. Я и так был сыт по горло откровениями.
Еще одно – и меня вывернет.
Еще одно - и я буду блевать, пока не сдохну.
Подавлюсь собственной желчью, утону в собственном бессилии.
Может, кто-нибудь знает правила смерти героев?..
За окном крупными хлопьями повалил снег.
Что-то изменилось, а я даже не заметил.
Моя уверенность в собственных силах – вот, что исчезло навсегда.
Нет, не с уходом Ренджи – задолго до этого.
Когда до меня вдруг дошло, что далеко не каждое сражение может окончиться в мою пользу. Когда я внезапно осознал, что каждый удар меча может стать последним, каждая вспышка ярости – фатальной.
Все мы, так или иначе, движемся навстречу своему концу. И тот факт, что я еще жив, означает лишь то, что скорость конвейерной ленты слишком мала. Все еще или пока что.
Гребаные правила. Я стал слишком осторожен. Я стал ценить собственную жизнь и расписывать свои поступки на десять лет вперед. Боялся размениваться на пустяки, все ожидал крупномасштабной миссии. Такой, от которой невозможно уклониться.
Я сам себя загнал в безвыходный тупик. Теперь у меня не было не то что Великой Цели, но даже каких-либо пунктирно намеченных ориентиров.
Когда я спросил Ренджи, почему он стал шинигами, я хотел узнать, что принято говорить в таких случаях. Я думал украсть кусочек его сценария, чтобы заполнить пробелы в собственном сюжете. Не вышло.
Я не оглядывался назад, я не смотрел по сторонам. Только в этот ограниченный квадрат окна, где тучи висели на своих местах, изредка подсвечиваемые изнутри тускловатым солнцем, а редкие прохожие, поглубже втягивая шеи, спасались бегством от вьющегося вокруг них снега.
Мелочи, которые я постоянно подмечал во всем, но не хотел признавать, что именно из них состоит большее.
Четвертый день после исчезновения Ренджи.
Я возвращался домой, после того, как убил семь холлоу.
Если бы Ренджи вернулся, я сказал бы ему, что научился считать.
Может быть, эти цифры пригодилось бы ему для какого-нибудь отчета.
Восемь часов тридцать четыре минуты. Три освещенных окна в доме напротив. Девять фонарных столбов по эту сторону улицы.
Две тени на стене.
Две?…
Мощный толчок в спину заставил меня отлететь на несколько метров вперед. Перекувыркнувшись и ощутимо ударившись боком о мокрый асфальт, я с трудом поднялся на ноги, обеими руками удерживая перед собой меч.
Черт. Еще один холлоу. Я слишком увлекся своими глупыми подсчетами и не заметил его присутствия. Восьмой? Кажется, их действительно развелось намного больше, чем обычно.
Он не очень-то спешил с повторной атакой. Уродливое вытянутое тело змеи и пара атрофировавшихся когтистых лап, служивших шаткой опорой, не двигались. Маска на длинной изогнутой шее глумливо зависла, разглядывая меня с высоты второго этажа – не меньше. Блин, чтоб дотянуться до нее, нужно было еще очень постараться…
И чего он ждет? Почему он не нападал до тех пор, пока я его не обнаружил?
Покрепче перехватив рукоять Зангетсу, я резко оттолкнулся в прыжке, метя в центр неестественно белой маски, искаженной зловеще-кукольной гримасой.
Холлоу даже не подумал уклониться, а я, так и не успев дотянуться до него хотя бы кончиком занпакто, снова оказался на земле. Грудная клетка и ребра болезненно заныли от столкновения с чем-то тяжелым, массивным.
Хвост с каким-то утолщением на конце – как бывает у гремучих змей, – я видел таких на картинке в учебнике по зоологии. Этот холлоу с легкостью орудовал им, не подпуская меня к себе ни на шаг.
Черт. Черт. Черт!
Мои ноги разъезжались в этих проклятых лужах. Я уже был по уши в грязи. Падал и поднимался, чтобы снова упасть. Атаковал со всех сторон, но каждый раз он с легкостью отмахивался от меня, как от назойливой мошки. Это бесило. О, как же это бесило!
Я забыл обо всех правилах. Я хотел его убить, и точка. Больше ничего не имело значения.
А он смеялся, сука. Смотрел и смеялся, как будто я был недоделанным клоуном-неудачником из нищего цирка. Не хватало лишь искусственных слез.
С каждым ударом Зангетсу я пытался убить свою неуверенность, бесцельность своего существования, гребаную зиму и голодную агрессию.
На хвосте отвратительного монстра становилось все больше глубоких порезов, сочащихся густой бурой жидкостью. А он продолжал смеяться.
Мы разыгрывали этот спектакль на двоих посреди холодной пустой улицы, и казалось, что ему не будет конца.
А потом этот Восьмой вдруг сказал:
- Ты ведь такой же, как мы.
Откуда ему было известно?! Я вздрогнул и, отступив назад, машинально ощупал свободной рукой свое лицо. Нет. Не может быть. Только не сейчас…
На пальцах отпечаталась кровь. Последствия одного из неудачных приземлений, и только.
- Тот, кто внутри. Скоро он одолеет тебя, шинигами. Ты не сможешь устоять.
Зачем он потащился за мной? Зачем он это говорил?!
Ярость, накрывшая меня черной волной, была невыносимой. Болезненно-отчаянной. Бесконечно долгой. Незнакомый город, скрывающий в своих недрах тугую, непредсказуемую опасность, в котором я потерялся.
Когда злость понемногу утихомирилась, я осознал, что стою на четвереньках, так и не выпустив Зангетсу из рук. Пальцы мелко подрагивали от напряжения.
Рядом, в грязи, были разбросаны белые осколки.
Вернувшись домой, я полночи провел в ванной, ожесточенно оттирая лицо мылом.
Я снова боялся поднять глаза к запотевшему зеркалу.
Боялся увидеть в смутных очертаниях оскалившуюся маску-череп вместо собственного лица.
Я боялся, что правила больше не сработают.
* * *
И снова лил дождь.
И снова я сидел на кровати, поджав ноги, и курил – седьмую-восьмую-девятую? – сигарету. Давился удушливым горьким дымом и тушил окурки о постель. На бежевом покрывале расползались неровные, угольно-черные иероглифы. Мне хотелось начертить: «Смерть», но не хватило сигарет в пачке.
И снова я перестал вести счет чему-либо.
Я пытался разучиться спать, потому что боялся одним пасмурным утром проснуться не тем, кем был до того. Ичиго Куросаки не станет взрослым. У этого Ичиго больше не будет семьи и друзей. И уж точно Ичиго вряд ли с кем-либо когда-либо переспит. Смешно, но последнее волновало меня не меньше, чем то, что существование меня как личности в целом - моего «Я» - висит на волоске. Чем тот факт, что мое тело не является моей безраздельной единоличной собственностью.
Ренджи вернулся, а я даже не удивился.
Не потому, что соблюдал правила игры, - просто забыл, как это делается.
Он крутился на месте, пытаясь рассмотреть урон, нанесенный зимой его модным джинсам. По его мнению, наш мир был абсолютно непригоден для жизни, раз в нем можно было испачкать штанины по колено, даже ни разу не вступив в драку. Вступить в лужу Ренджи никак не считал достаточным основанием для того, чтобы заляпаться грязью.
Мне нравилась эта его ахуенная логика.
Ренджи сказал, что он был в Сообществе Душ - докладывал обстановку.
Я не удивился. Лишь бы не обстановку моей комнаты.
Оказывается, нашествие холлоу наблюдается не только в Каракуре, но и по всей Земле.
Я не удивился. Лично меня судьба всей Земли ни коим образом не колышет. Я еще не определился, сколько сам проживу.
Во всем Готее 13 практически не осталось ни одного шинигами: все они были срочно отправлены на грунт, защищать людей. Исключение составляли капитаны 1, 4, 6 и 12 отрядов. И еще Зараки Кенпачи со своим лейтенантом. Кстати, он передавал мне привет.
Я не удивился. Хотя повышенное внимание ко мне со стороны Зараки особой радости не доставило.
Старик Ямамото и Кучики-тайчо подозревают, что организованные атаки холлоу – дело рук Ичимару Гина и Саскэ Айзена, с целью ослабить Сообщество Душ, а после - без труда захватить его и установить свою власть.
Я не удивился. На их месте я сам поступил бы именно так, если б мне пришлось жить в Уэко Мундо, да еще и по соседству с таким типом, как этот Менос Гранде.
Пока Ренджи делился своими блестящими идеями, рассказывал о кипе бумажек, с которыми ему пришлось провозиться, приблизительном объеме сладостей, которые Ячиру слопала в одиночку и даже не подумала с ним, Ренджи, поделиться, я обнаружил в складках покрывала целую сигарету и после недолгой возни с зажигалкой, с наслаждением закурил.
Ренджи замер на полуслове, как будто до этого не заметил ни пепельных дорожек и двух кучек окурков – на полу, и на кровати, ни облачков дыма в моем собственном комнатном небе. Потом подошел и бесцеремонно вытащил сигарету у меня изо рта. Глубоко затянувшись, он выдохнул тонкие, острые струйки дыма прямо мне в лицо и рассмеялся:
- Тебе это не идет, Ичиго…
Да как он смеет отнимать у меня последнее удовольствие?!
Вскочив с постели, я бросился на Ренджи, целясь кулаком прямо в шикарные темные очки в пол-лица, которые этот ублюдок не снимал даже зимним вечером. Не попал. Зато другой рукой от души врезал ему под дых. Ренджи в долгу не остался, и через секунду мы уже катались по ковру, сцепившись, как две половинки устрицы. Пол, шкаф, потолок, окно, кровать сменяли друг друга с нереальной скоростью, спина и голова тут же болезненно заныли от периодических столкновений с предметами, но я не останавливался. Дрались молча, ожесточенно, без малейшей передышки. Так, как дерутся обычные люди, давая волю накопившейся агрессии, без всяких кидо и банкаев. Безо всяких условностей.
Под левым боком внезапно что-то хрустнуло и неприятно впилось в тело. «Очки», - злорадно подумал я и тут же поплатился за мгновение своего небольшого триумфа. Воспользовавшись случайной заминкой – или, мне бы так хотелось думать, – Ренджи тут же оказался сверху, буквально распластав меня по полу, и мир прекратил напоминать шейкер для коктейлей с главным ингредиентом в моем лице.
- Ты больной урод! – выдавил он, тяжело дыша.
Знал ли Ренджи, насколько он недалек от правды?…
Наши лица были настолько близко, что я мог разглядеть свое отражение в глубине его расширенных зрачков. Красные пряди его волос то и дело норовили попасть мне в рот, его бедра вжимали мое тело в ковер, руки крепко удерживали мои запястья.
А потом я перестал сопротивляться.
Чуть приподнять гудящую голову и, преодолев мизерное расстояние, прижаться губами к его губам – единственно возможный вариант.
Прижаться к нему всем телом - ни за что не дать отстраниться.
Правила игры поменялись: теперь мы с почти животной жадностью вцепились друг в друга, пальцы путались в волосах, натыкались на воротник, пуговицы, молнию джинсов, гладили, ощупывали, царапали.
Адская смесь: агрессия, смешанная с безысходностью, подавленным желанием, одиночеством, любопытством и поиском новых сильных ощущений.
Я не мог отпустить Ренджи просто так.
Мы целовались жестко и методично, больно сталкиваясь носами, высасывая воздух из чужих легких, немилосердно терзая чужие губы.
Я ловил его пряди и стискивал в кулаке, как будто это была рукоять Зангетсу. Запустив левую руку под рубашку Ренджи, я гладил его спину, царапал покрытую татуировками кожу. Мне хотелось, чтоб он ощущал мою боль.
Он хищно кусал мою шею, его теплая ладонь скользнула за пояс моих джинсов, а после уверенно опустилась на ширинку, прошлась по молнии вверх-вниз.
Кусочки эмоций осыпаются с белого потолка, похожие на хрупкие разноцветные снежинки.
Возбуждение: Ренджи судорожно стягивает с меня полурасстегнутые брюки, – не глядя, не отвлекаясь от удушливых, поспешных поцелуев.
Смущение: проводит языком по моему животу, накрывает дразнящими пальцами член.
Боль: он входит меня безо всякой подготовки. Слезы застилают глаза, стекают по вискам.
Мы двигались в рваном, хаотичном ритме, то замирая, то вновь ускоряясь, и мне казалось, что порой я слышал едва различимую музыку, которая задавала этот темп.
Я не располагал достаточным запасом времени, чтоб искать настоящую любовь.
Я хотел попробовать все и сейчас, потому что «потом» могло не случиться.
Оставалось только одно правило: не думать.
* * *
Наши отношения сузились до пределов одной комнаты.
Я больше не думал о таблетках. Мне было чем заполнить ночи.
Просыпаясь по утрам, первым, что я видел, была широкая спина Ренджи, покрытая замысловатыми черными узорами. За неделю я досконально изучил расположение всех его татуировок. Я мог бы составить краткий путеводитель по его телу.
Когда я спросил Ренджи, что означают эти странные запутанные линии на его коже, он ответил, что эти знаки оберегают его от смерти.
Исиде он сказал, что татуировки привлекают к нему удачу и способствуют быстрому карьерному росту. Иноуэ – что они приносят счастье в любви. Чаду - что загадочные узоры повышают уровень его реяцу.
Я не знал, по каким правилам он ведет эту свою игру. Вообще-то, мне было все равно. Мне просто нравилось трахаться с ним, и все.
Мы по-прежнему были друзьями.
Это тоже было одним из условий игры, по умолчанию.
Я ни слова не сказал ему о том, что произошло со мной в его отсутствие. Я думал, что смогу забыть. Я думал, что смогу заполнить пустоту внутри меня, что это еще излечимо.
Мы питались чем попало, бродили по городу, мокли под дождем, спина к спине сражались с десятками холлоу, а после остервенело целовались в продуваемых сквозняком одинаковых серых переулках.
Не останавливаясь, не думая, не глядя.
Никаких иллюзий – только секс.
Никаких эмоций – только усталая удовлетворенность.
Никаких сомнений – только в выборе марки сигарет.
Нормальная жизнь.
Я почти поверил в это.
А потом убил свою сестру.
* * *
- Хм… Так значит, ты не помнишь, как это произошло, Куросаки-сан? – Урахара расхаживал взад-вперед и размахивал своим бледно-зеленым, как вышедшая из срока годности петрушка в супермаркете, веером. Слова разлетались по всем уголкам его магазинчика, подхваченные потоками воздуха. Пахло корицей, мускатным орехом и немного – гвоздикой.
Шел снег.
Мы расположились вокруг низкого чайного столика, на котором стояло семь чашек с Не-Понятно-Чем. И у меня не было никакого желания узнать, с чем именно.
Этот Урахара вел себя так, как будто никуда не исчезал почти на месяц. Как будто каждый день устраивал дружеские посиделки в кругу друзей - наполовину холлоу, чтобы обсудить последние сводки криминальной хроники. Ха-ха, вот ведь сукин сын. Что, если все это было частью его игры?
- Может быть, здесь какая-то ошибка?… - Иноуэ напряженным взглядом провожала перемещения Урахары. -Я не верю, что Куросаки-кун…
- Да, а вдруг сестру Ичиго убил какой-то другой холлоу? – Исида чертил понятную только ему одному схему указательными пальцами на полированной поверхности стола. – Где доказательства?
Какой-то неизвестный холлоу проник ночью к нам в дом. Вырубил меня и приклеил к моему лицу свою маску. Украл Зангетсу и заколол Юзу. Потом вложил мне занпакто в руки, а сам сбежал через форточку.
Ого, да тут целый заговор против Куросаки Ичиго!
Нет, я не верил в теорию Исиды, пусть даже своих отчетливых и внятных воспоминаний у меня не осталось.
- Абараи-сан, а что делал ты в это время? – поинтересовался Урахара.
Сцена допроса в полицейском участке, дубль сто двадцать первый. «Подозреваемый Ренджи, предъявите свое алиби», или как-то так.
- Я осматривал соседний квартал. – Ренджи пожал плечами. Мне показалось, или в его интонации проскользнуло что-то виноватое? – Еще трое холлоу. А Ичиго сказал, что проверит, как обстоят дела на его улице: он очень беспокоился за свою семью. Мы разделились… А потом, когда я вернулся к нему домой, девочка была уже мертва.
Это я помнил. Так же как и тот момент, когда отказало сознание. Когда я понял, что теряю контроль над своим телом, а на глаза вместе с маской наползает тугое, невыносимое бешенство - не мое. Как чудовище внутри подставило мне подножку, и я падал, бесконечно долго, с огромной высоты, как тогда, впервые столкнувшись с духом Зангетсу. Как ломал ногти, цепляясь за стремительно пролетающие стены с нарисованными окнами. Как крепко стискивал зубы, чтоб подскочивший к горлу желудок не выскочил наружу. А потом внезапно оказался на вершине здания, в зыбкой ирреальной пустоте и сдирал со своего лица чужую ненавистную личину - вместе с кожей, захлебываясь паникой и страхом остаться в этом проклятом месте навсегда.
Остекленевшие в своем последнем изумлении глаза Юзу и темная струйка, текущая из ее рта. Широкое лезвие Зангетсу, измазанное кровью. Вот что ждало меня в этой реальности. Черт, черт, черт.
А отец ничего не сказал. Впервые в жизни он не закатывал истерик, не кричал, не бегал, бестолково заламывая руки, и не бился головой о стену. Только попросил меня удалиться в свою комнату, и все.
Постфактум: пришел Ренджи и сообщил о возвращении Урахары.
Постфактум: я, он, Исида, Иноуэ и Чад потащились посреди ночи к нему в магазин.
Постфактум: до рассвета никто из нас не заснул. И с наступлением рассвета – тоже.
- …И как тебе все это, Йоруичи? – Урахара, почесывая сложенным веером затылок, задумчиво уставился на молчавшую до сих пор кошку.
- Я считаю, Кискэ, что причина подобного проявления второй сущности Ичиго – постепенное стирание границ между Уэко Мундо и Миром живых. Мы с тобой за время нашего маленького путешествия видели, что происходит по всей Земле: холлоу появляются повсеместно, в любое время, в огромном количестве. Для них, по-видимому, больше не существует преград. – У Йоруичи был усталый озабоченный взгляд. – Я бы даже осмелилась предположить, что Менос Гранде объявил открытую войну, как людям, так и шинигами. И мы знаем, кто стоит за всем этим…
- О да, к тому же, я помню, что у Куросаки-сана эти осложнения проявились еще после моего Трехдневного курса! – Урахара чуть ли не подпрыгивал на одной ножке, радуясь своей гениальной догадке. – Кто бы мог подумать, что проблема с его самоидентификацией не разрешится до сих пор… Мда, впервые встречаюсь с таким в своей практике…
- Неужели ничего нельзя сделать? – Иноуэ закусила губу. – Урахара-сан, неужели Ичиго нельзя спасти?…
- Ну… - Урахара поморщился и переглянулся с Йоруичи. – Скажем так, у меня нет никаких противоядий, специальных методик и упражнений. Честно говоря, я не предполагал, что такое вообще может случиться. Так что вся надежда остается на то, что Куросаки-сан сам сможет победить холлоу в своей душе. Ведь удалось же ему получить невероятную духовную силу… А если ничего не выйдет – что ж, придется думать над тем, как его ликвидировать.
Он хитро прищурился, что-то прикидывая в уме. Наверное, не мог определиться, что будет лучше: разрезать меня на кусочки и исследовать каждый из них в отдельности, или законсервировать мое тело полностью, а потом выставить в качестве экспоната в Музее истории шинигами. Если таковой существует, конечно.
Я больше не мог здесь находиться. Меня снова затошнило. От этого обсуждения, от этих унылых взглядов и приторных запахов пряностей.
- Куда ты, Ичиго?
- Куросаки-сан, что случилось?
- Эй, Ичиго, не уходи!
А я ушел. Я знал, что должен сделать. Я знал, куда идти. Теперь у меня была Цель.
* * *
Я сидел на подоконнике у себя в спальне, рассматривал хмурое небо и курил сигареты, одну за другой. Жалко было уйти, оставив целую, не начатую пачку. К тому же, дым внутри меня создавал слабую иллюзию полноценности, заполнял своим горьким привкусом все пустоты и щели в сердце.
- Что ты задумал, Ичиго? – Ренджи догнал меня на пороге комнаты, и теперь битый час приставал ко мне со своими сраными вопросами.
Но мне было все равно. Такие правила. Прости, Ренджи.
- Не молчи, ты, укуренный придурок! – Он подскочил ко мне и вздернул за шкирку с подоконника. Он был выше меня, я знал.
Я спокойно разжал его пальцы и расправил воротник своей рубашки. Потом с сожалением потушил крохотный тлеющий окурок о холодное стекло и шагнул от окна вглубь комнаты, обходя вокруг разозленного Ренджи.
Я не собирался посвящать его в свои планы и уж тем более звать за собой: в том, что я задумал, не было места никаким «мы». Но все же зачем-то повернулся к нему и сказал:
- Я уничтожу Уэко Мундо.
Выражение его лица – таким ярко выраженным эмоциям еще не придумали названия. И никогда не придумают. Крайнее состояние шока. Кризис изумления. Апокалиптическое удивление.
А потом Ренджи залепил мне такую пощечину, что я не удержался на ногах и сел на кровать, очень кстати оказавшуюся позади.
- Мать твою, Ичиго! Ты понимаешь, о чем говоришь?! Ни одному шинигами это не под силу! – странно, что оконные стекла после его крика остались целыми.
- Это ты ни хера не понимаешь, Ренджи! – приподнявшись на локтях, я смотрел на него снизу вверх. – У меня нет другого выхода. Рано или поздно я стану холлоу. Я не могу сидеть, сложа руки, и ждать, пока это произойдет. Я и так потерял слишком много времени.
- Ты погибнешь, – закончил он.
- Я так или иначе погибну, – наш разговор бесил меня с каждой новой репликой. – Не лезь не в свое дело! Найди себе кого-то другого, чтобы трахаться. Мы ничем друг другу не обязаны.
Перевоплотившись в шинигами и кое-как уложив свой гигай на постели, я поспешно вышел из комнаты, пронесся по лестнице и, хлопнув входной дверью, вырвался на сумеречную улицу.
Ренджи выскочил следом и мертвой хваткой вцепился в мое плечо.
Я не мог смотреть ему в глаза.
Я не мог с ним разговаривать.
Я развернулся и ударил.
Мы стояли, тяжело дыша, друг напротив друга, обнажив занпакто. Разбушевавшаяся метель засыпала глаза, била в лицо, стеной стояла между.
Мы сами придумали правила, по которым убивали.
* * *
Снег валил без передышки – белый, до боли в глазах. Белее, чем чистый лист бумаги. Белее, чем моя совесть. Белее, чем пустота. Впрочем, у пустоты не было цвета. У нее было лишь название.
Стоя на коленях, я пригоршнями загребал выпавший снег, прикладывая его к пылающему лицу. Под руку попались какие-то острые, твердые обломки.
Разбитая маска холлоу почти сливалась с сугробами, пряталась на дне.
Ренджи лежал почти рядом, не шевелясь. Рассыпавшиеся волосы и пятна крови. Красное на белом.
Черт. Я не хотел его убивать.
Зачем нужны были все эти правила?
Я не смог стать сильнее. Я ничего не добился. Я обманывал сам себя.
Снежинки продолжали заметать город: грязный асфальт, темные крыши, тощие деревья и одинокие припаркованные автомобили.
Зима, наконец, вспомнила правила своей игры.
Автор: The Sh@dow
Бета: Суси-нуар
Пейринг: Ичиго/Ренджи
Рейтинг: R
Жанр: angst
Саммари: «Ничему не удивляться. Сохранять полную невозмутимость. Изображать многозначительность. Таковы были правила игры»
Предупреждение: AU, употребление наркотиков, ненормативная лексика.
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат Кубо Тайте.
Фанфик написан на Блич-фикатон по заявке Солнечной Валькирии, которая пожелала:пожелала:
Нова с кем-нибудь
Ичиго/Ренджи
Ичиго/Чад
Первые три любого рейтинга, хотелось бы просто дружбу, ангст или драма, в идеале хотелось бы action/adventure, но этого почти никто не пишет и соответственно не переводит
Бьякуя/Ренджи (топ/ботом) нс 17, насилие, жестокость
Ренджи/Рукия - никакого флафа, все остальное на усмотрение автора/переводчика.
Только по аниме.
Лучше авторский фик, но перевод тоже подойдет.
читать дальшеЗа окном кружили мелкие невзрачные снежинки. Медленно и неуверенно, словно зима боялась ошибиться адресом. Капли-зернышки на стекле и черные зародыши луж на асфальте. Сколько ни всматривайся - зрелище лучше не становится.
Это похоже на запись видеосъемки камер наблюдения в закрытом супермаркете – статичное изображение, ни одного признака жизни. И если бы не таймер в верхнем углу экрана, при желании можно было бы вообразить, что движения не существует, что мир давно уже умер и разложился, а этот застывший кадр – последнее, что успело отразиться в моих зрачках.
Я говорил отцу, что подрабатываю в круглосуточном магазине ночным дежурным, а сам в это время тренировался в подвале Урахары.
Отец не спрашивал, куда я деваю «заработанные деньги», а мне пришлось ограничить свои расходы до минимума.
Таковы были правила игры.
Он пришел вместе с вечером.
Не подкрался, потому что ему нечего было скрывать. Не стал орать под окнами, как пожарная сирена, шокируя посторонних своей полной невменяемостью (скорее, я сошел с ума, но это не суть важно), не влетел в приоткрытую форточку вместе с болезненно-желтым нервным отсветом уличных фонарей, надоедливыми гудками машин и запахами сырости.
Он просто пришел, и все. Необратимый процесс. И столь же закономерный. Я должен был это предвидеть, если бы хоть немного внимания обращал на происходящее в городе. И дело, конечно же, не в зиме.
Рывком распахнув дверь в мою темную спальню, он спросил наугад, в безликий полумрак:
- Эй, Ичиго! Где у тебя ванная комната?
Я разглядывал его угловатый силуэт в дверном проеме, то и дело изменяющий свои очертания. Свет робко выглядывал из-за его спины, прятался в волосах и складках одежды.
Абараи Ренджи или мое персональное видение. В равной степени он мог быть и тем, и другим.
Я бы предпочел второе.
Чтобы он улыбался мне из коробки с несвежей пиццей: рот - расплавленная полоска сыра и глаза-маслины. Волосы цвета кетчупа – идеальная гастрономическая параллель, правда?
Или чтобы он прыгал на потолке, уворачиваясь от лучей-фар проезжающих машин. Крошечная фигурка, размахивающая огромным кривым мечом. Вверх-вниз. Немое кино. Пленка, зажеванная проигрывателем: режиссируй, как хочешь. Я мог бы додумывать его реплики – вместо снотворного.
Еще один элемент этой абсурдной реальности. Моей реальности с бесполезной конспирацией, отвратительной погодой и дешевыми таблетками. Мое сумасшествие – ну, вы помните, да?
Ренджи стоял на пороге и ждал ответа. Тринадцать секунд чистого терпения – абсолютный рекорд. Только когда он шагнул в комнату и стало ясно, что попытка скрыться в молчаливой темноте – дохлый номер, я сказал, что в моей комнате ванной нет, но зато она есть налево по коридору, третья дверь.
Я не стал спрашивать, зачем он пришел.
Он оставил неудачные попытки нащупать на стене выключатель в темноте.
Мы оба делали вид, что ничего не происходит.
Ничему не удивляться.
Сохранять полную невозмутимость.
Изображать многозначительность.
Таковы были правила игры.
* * *
Никто из нас не хотел выглядеть глупым.
Глупость – это проявление слабости, так же, как и неосведомленность.
Глупость ставила под сомнение право на лидерство, а я всегда хотел быть первым.
С самого начала наши отношения были насквозь пропитаны соперничеством, не меньше, чем одежда – кровью. Даже сейчас, когда мы сражались на одной стороне, я не хотел давать ему ни малейшего преимущества.
Я ничуть не удивился, когда Ренджи сообщил, что Урахары нет в городе. Даже несмотря на то, что всего два дня назад экс-капитан 12 отряда едва не похоронил меня в своем гребаном подвале и обещал завершить начатое при следующей встрече, если я буду продолжать в том же духе. «Продолжу быть дебилом» – вот что он имел в виду. У меня это хорошо получалось.
Ерунда. С какой стати я должен быть в курсе всех перемещений Урахары? Я же не нанимался к нему в агенты по связям с общественностью.
Еще Ренджи поинтересовался, заметил ли я, что в Каракуре этой зимой участились случаи нападения холлоу на людей независимо от количества их духовной энергии.
Я равнодушно пожал плечами: какая разница, сколько их, этих сраных холлоу?
Все равно придется убивать.
Свои обязанности временного шинигами я исправно выполняю. Уничтожаю монстров всех мастей и калибров до занятий, после, а иногда и вместо. Никакой статистики не веду, обломки костяных масок не коллекционирую. Бессмысленная трата времени, разве нет?
Но если тебе, Ренджи, поручили этим заняться - пожалуйста. А мне проблем на свою задницу и так хватает. Взять хотя бы подготовку к экзаменам, о которых я до сих пор благополучно не вспоминал.
- А ты изменился, – задумчиво протянул Ренджи, после того, как мое красноречие исчерпалось. Чего нельзя было сказать о чипсах, которыми он все это время громко хрустел, тем самым снижая коэффициент пафосности момента.
Он сидел на полу возле моей кровати, прислонившись к ней спиной. Длинные красные пряди при каждом движении его головы задевали мою кисть, легонько щекотали пальцы.
Я мог бы при желании ухватить его за волосы – просто так, чтоб увидеть, как он вздрогнет от удивления, – вряд ли он ожидал этого сейчас, настолько был расслаблен.
Дернуть посильнее, заставляя наклонить голову назад, подставить незащищенную шею… Было в этой ситуации что-то невероятно развратное и притягательное.
Даже не знаю, что меня возбуждало больше: мысль о реализации подобной возможности или само ее существование.
Агрессия, уползающая из-под контроля скользкой опасной змеей.
И я лежал не шевелясь, будто приклеился к этой дурацкой кровати, подушке, одеялу: стоит неосторожно дернуться, и рискуешь содрать кожу до самого мяса. А я не хотел истекать кровью у него на глазах.
Чтобы избавиться от этих мыслей, я уставился в окно. На небе толкались жирные тучи, ветер усилился, шел снег. Медленно и печально он опускался на подоконник, где уже успело собраться немного.
Зима вела себя так, как не должна была бы: то дождь, то снег, то по-весеннему теплое солнце и ни одного сбывшегося прогноза погоды. Вот ведь старая сука! С недавних пор мне перестало нравиться, когда что-то происходило не по правилам.
- Ты изменился, Ичиго, – тихо повторил Ренджи. Настолько тихо, что невозможно было разобрать какие-либо интонации в его голосе.
Я подумал, что это лучший комплимент, который я слышал за всю свою на редкость идиотскую жизнь. Даже не взирая на то, что Ренджи так и не уточнил, в какую именно сторону, на его взгляд, произошло это изменение.
Снег по-прежнему подглядывал за нами в незашторенное окно.
* * *
- Ичиго, у меня к тебе серьезный разговор, – мрачно возвестил отец за завтраком.
Я с сожалением посмотрел на остатки рамэна в тарелке и недопитый чай.
Утро-близнец, ничем не отличающееся от вчерашнего. Впрочем, снег уступил свою очередь скучному затяжному дождю, который неловко заштриховывал серым все, что было снаружи.
Смотреть в окно стало моим любимым занятием.
Скверная погода. Скверное начало дня. Скверный разговор, который непременно перерастет в драку, какой бы ни была его тема.
Мой отец не умеет говорить серьезно. Он вообще не умеет говорить, зато делает во всех смыслах потрясающие подсечки и отточенным за многие годы практики хуком отправляет меня в нокдаун. Методика воспитания, позволяющая ему мнить себя идеальным отцом.
- Какие отношения у тебя с этим… - он нахмурился, видимо, прилагая непостижимые усилия подобрать наиболее точное и наименее неприличное выражение, потому что Юзу и Карин крутились поблизости, делая вид, что прибирают со стола, – с этим странным парнем?!
Я сделал вид, что не понимаю, кого он имеет в виду. Хотя более странного типа, чем Абараи Ренджи, вряд ли можно было бы найти во всей Каракуре. Но мы все еще играли в эту игру, и нужно было соблюдать правила.
- …Он живет у нас уже целую неделю! – Свою пламенную речь Ишшин для пущей убедительности сопровождал хаотичными взмахами рук, от чего едва не пострадали заварник и блюдце с шоколадным печеньем. – Ест у нас! Приходит, когда ему вздумается! Спит в твоей комнате! И как ты все это объяснишь, а?
Я поспешно запихнул в рот целое печенье и принялся тщательно его пережевывать, не забывая отхлебывать из чашки остывший чай.
Нет, ну в самом деле, я что буду ему рассказывать о том, что Ренджи отправили на грунт присматривать за порядком в нашем городе, а этот сукин сын Урахара куда-то подевался, и теперь бедному лейтенанту негде ночевать, а я – единственный знакомый ему шинигами с постоянным местом жительства в Мире Живых?
Черта с два.
Тем более что мне самому эта история ой как не нравилась. Гораздо больше, чем метель и ливень вместе взятые.
Кухонный бой продолжался. Отец забрасывал меня вопросами, один глупее другого, а я изображал полнейшую непроницаемость, непотопляемость, несгибаемость и все такое прочее.
Напоследок я ожидал вопроса об инопланетянах.
Но когда отец выпроводил из столовой хихикающих Юзу и Карин, стало ясно, что дело приняло совершенно иной оборот.
- Скажи мне честно, Ичиго, - надрывно зашептал он, перегнувшись через стол и вцепившись в мою руку своими липкими пальцами, - как сын отцу: ты – гей?
Я поперхнулся недожеванным печеньем. Из-за того, что немедленно захотел донести до сведения папаши непреложную истину о том, что он – полный придурок. В который уже раз?
- Ты уже достаточно взрослый, и если тебе нравятся мальчики, я постараюсь это понять…
Закончить мысль ему так и не удалось, потому что мое терпение лопнуло вместе с чашкой, которую я слишком крепко сжал. И тогда я от души съездил Ишшину по роже мокрым кулаком так, что он вместе со стулом отлетел к противоположной стене.
- Ренджи – мой друг. И только. Ясно?!
Он поспешно кивнул, зажимая разбитый нос обеими руками.
А я кое-как вытер руки об штаны и ушел в школу, стараясь как можно скорее выбросить из головы это происшествие.
Я сам был виноват в том, что проиграл, что сорвался. Не стоило нарушать установленных правил.
* * *
- Ни хрена не понимаю! - Ренджи устало откинулся на стуле, сверля негодующим взглядом приглушенно мерцающий монитор, на котором снова появилась надпись «Game over».
- Ты проиграл! – злорадно констатировал я, высунувшись из-за толстенного учебника по истории. Ненавижу заниматься, в то время как рядом кто-то мается дурью.
- Да пошел ты!.. - огрызнулся он, потягиваясь, – не вижу никакого смысла в этой игре.
- А все потому, что ты не придерживаешься правил, – я с удовольствием воспользовался случаем лишний раз отвлечься от нудной и малопродуктивной зубрежки, поднялся с кровати и стал у него за спиной. – Смотри. На этом уровне твоя задача – уничтожить Большого Босса. Для этого сначала выбери из арсенала снайперскую винтовку!..
Положив свою ладонь поверх его руки, крепко сжимающей мышку, я сопровождал свои комментарии соответствующими действиями. Ничего особенного, просто одна из бесчисленных компьютерных «стрелялок». Я давно уже перестал играть: приелось, да и не по мне это, но Ренджи в перерывах между патрулированием нечем было заняться.
Если только он не шлялся по магазинам в поисках новых шмоток, под благовидным предлогом «Гигай в одной и той же одежде выглядит подозрительно».
Итого за десять дней: семь разноцветных бандан, три пары джинсов и четыре пары темных очков. Такое впечатление, что этот ублюдок работал вовсе не шинигами. Во всяком случае, за истребление обычных холлоу столько не платят.
- Ну, блин, нафиг столько видов оружия? Занпакто гораздо удобнее… Если умеешь с ним обращаться, конечно. И вообще, что люди находят в таком развлечении – убивать ненастоящих врагов? Мне лично осточертело сражаться с холлоу в одной вашей сраной реальности, не то что…
Я промолчал. Слишком похоже на правду, чтобы пытаться опровергнуть.
Ренджи наконец убрал руку с мыши и скрестил руки на груди. Оставшись один на один с нагретым куском пластика, я почему-то испытал смутное сожаление.
За окном по-прежнему лил дождь: размывая контуры предметов, превращая их в одно большое расплывшееся пятно неопределенного цвета.
Мы смотрели в одном направлении.
Поколебавшись, я все-таки задал вопрос, решив послать принципы и правила куда подальше:
- Зачем ты стал шинигами?..
Наступившая тишина окружала.
- Для нас с Рукией это было единственной возможностью подняться вверх. Выбраться из дерьма, в котором мы барахтались все детство, – Ренджи говорил отрывисто, с явным усилием. – А я… Я хотел стать сильнее. Хотел, чтоб меня уважали. Любили, в конце концов. Хотел доказать, что я не просто бездомный мальчишка из захудалого района Руконгая. Что у меня есть будущее. Да, это был осознанный выбор. И потом, Кучики-тайчо… Сколько я ни старался – так до сих пор и не смог достичь его уровня. Черт! Мне есть, к чему стремиться. И рано или поздно я добьюсь своей цели. Ведь именно для этого я стал шинигами.
Ха. Тогда я понял, в чем разница между мной и Ренджи.
Это было проще, чем узнать имя собственного духовного меча.
Это было проще, чем перестать скрываться в темной комнате от всего мира.
Да, мы с Ренджи слишком похожи.
Мы с ним – одной и той же породы. Так утверждала Рукия.
Потому и с трудом находим общий язык: одинаково заряженные частицы отталкиваются друг от друга. Так объяснял Исида.
Мы мерили жизнь одинаковыми мерками.
Наши амбиции росли из одного корня.
Мы смотрели друг на друга одинаково-карими глазами.
Разница была лишь в том, что Ренджи отчаянно искал в себе ту силу, которая мне досталась по чистой случайности. Он знал, чего хочет. Я – нет.
После спасения Рукии и победы на баунто я утратил какую-либо цель. Не видел, куда применить свои способности.
Точнее, я не искал им применения.
Тотальное бездействие – вот в чем заключалась моя главная ошибка.
Это был так пугающе просто, что мне вдруг захотелось отмотать время на пять минут назад и переиграть эпизод. Дубль два – безо всяких вопросов. Дубль два, где Куросаки Ичиго ничего не знает.
К сожалению, ни одно из существующих правил не гласило, что Куросаки Ичиго ничего не чувствует.
* * *
На самом деле, правила игры придумал Урахара.
Ну, или может быть, их придумал кто-то другой, задолго до него – не знаю. Но именно Кискэ Урахара приучил меня следовать этим самым правилам.
«Если хочешь закрепить свой успех, то обязательно должен понимать, каким образом ты его добился, – так он обычно говорил. – Чтобы быть первым, нельзя полагаться только на удачу».
И еще: «Куросаки-сан, все на свете подчинено правилам, и зная их, ты сможешь управлять происходящим так, как пожелаешь».
Зная истинное имя своего занпакто, ты можешь высвободить максимально возможную духовную силу. Зная правила игры, ты можешь изменить ее результат в свою пользу.
Я сказал ему, что не хочу следовать никаким правилам. Я – не Кучики Бьякуя. Мне это не нужно.
Тогда Урахара рассмеялся и объяснил, что правила, которые устанавливаешь для себя, и законы, которых придерживается общество, – это разные вещи. Можно наплевать на какие-то общественные нормы – они чаще всего не несут отдельно взятому человеку никакой пользы.
Правила, выработанные для себя – совсем другое дело. Они помогают найти свое место в жизни, выжить, не сломаться. Иногда их еще называют принципами.
Сохранять спокойствие и хладнокровие.
Ничему не удивляться.
Не признаваться в своих слабостях.
Рассчитывать только на себя.
«Остальные правила – на твое усмотрение, Куросаки-сан».
Еще Урахара придерживался мнения, что в любой ситуации есть свои плюсы.
После того, как Ренджи стал ночевать у меня в комнате, я перестал принимать перед сном таблетки. Плюс.
Чуть меньше галлюцинаций. Плюс.
А еще он в первый же день переубедил Кона переселиться к Юзу, пообещав в противном случае вышвырнуть его из окна. Несомненный плюс.
Даже наши драки с ним – и те были отнесены мною к позитивным явлениям. Они давали эмоциональную разрядку, и я чувствовал себя живым.
Минус - наши разговоры.
Все дело в том, что общаться с Ренджи по правилам было невозможно. Он был слишком… Непредсказуемый. Хаотичный. Импульсивный.
Или же он слишком хорошо изучил правила моей игры, для того чтобы постоянно нарушать их.
- Скажи, Куросаки, у тебя есть девушка?
Ренджи вернулся домой много позже обычного – около трех часов ночи. Но я еще не спал, несмотря на то, что утром предстояло сдавать последний, наиболее трудный экзамен, к которому я практически не готовился.
Кое-как усадив свой гигай возле шкафа, сам Ренджи с блаженной улыбкой растянулся на ковре, раскинув руки в разные стороны. Волосы, свободно рассыпавшиеся вокруг его головы, в приглушенном свете ночника напоминали багровую лужу крови. Меня передернуло.
- Молчишь, да? Значит, нету! – заржал Ренджи. Он пребывал в столь прекрасном расположении духа, что это наводило на мысль об алкогольном опьянении. Белой горячке и фиолетовом бреду.
- Не твое дело! – буркнул я, помня о внутренних правилах. Терпение, терпение и еще раз терпение.
- Не мое, - послушно согласился он, – наверняка, ты даже ни разу ни с кем не трахался. Вот почему ты такой нервный, Ичиго. Сексуальная неудовлетворенность – страшная сила.
Я слегка напрягся. К чему клонит этот придурок? Дежа-вю. За последние несколько дней мне уже второй раз намекали на мою сексуальную ориентацию. О да, скоро этот вопрос вообще будет волновать всех намного больше, чем нападения каких-то холлоу.
Испорченное утро и хруст чашки в ладони. Плотная завеса дождя за окном. Красные волосы, ласкающие мое запястье и уязвимость его горла. О чем он мог догадаться?..
- Отъебись, Ренджи, – бесполезные попытки сделать вид, что его слова меня не задели.
Я отвернулся от него, давая понять, что разговор окончен, и погасил свет.
Неясный шорох за спиной – и Ренджи наклонился надо мной. Исправно работающий кинопроектор методично прокручивал изображение со звуком. Долбаное кино с моим участием.
- Послушай, Ичиго. Неужели тебе не хочется развлечься? Мы могли бы неплохо провести время, нэ? – Его хриплый шепот, смешивающийся с темнотой, звучал почти интимно. Мягко и невесомо, как случайные прикосновения волос к моему запястью миллион кадров назад.
Сглотнув, я по привычке хотел спрятать взгляд в спасительном окне, но оно было плотно зашторено.
Черт. Он подстерег меня, обманув своими полупьяными улыбками и легкомысленным тоном. Он видел меня насквозь - темнота казалась разреженной и бесцветной, намного прозрачнее воды в стакане, которой я запивал таблетки.
- О чем ты? – правило, запрещавшее удивляться, примененное наоборот. – Если тебе скучно, сходи в кино. Или купи себе еще одну бандану.
- Не валяй дурака, Ичиго. Ты прекрасно знаешь, о чем я. – Он чертовски прямолинеен. Почему я к этому никак не привыкну? – Мы давно могли бы заняться сексом.
- Мы же друзья… - я не нашел более убедительного аргумента. Это же провокация. Провокация. Или он думает, что после этих слов я брошусь ему на шею?
- Ну и что? Так даже лучше: значит, мы не испытываем друг к другу отвращения. Этого уже достаточно, чтобы…
- Я тебя не люблю, Ренджи!
Или, по крайней мере, предпочитаю так думать. Мои непристойные навязчивые мысли не имеют к тебе никакого отношения. Мои ночные кошмары протекают без твоего участия. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Я же знаю, в чем между нами разница.
- При чем здесь любовь? – он смеется так весело и беззаботно. Кто сошел с ума раньше? Он и здесь стремится отобрать у меня пальму первенства, сука. – Трахаться приятно и без какой-то там любви, разве ты не знал?
А потом наступила такая гнетущая тишина, как будто вот-вот должен грянуть взрыв и дом со всем его содержимым разнесет на мелкие кусочки. Но его не последовало.
Ренджи больше не произнес ни единого слова. Я даже не услышал, как он отошел от моей кровати и улегся на матрасе, в другом конце комнаты.
Плотно укутавшись в одеяло, я мечтал о том, чтобы нас сию же секунду стерло с лица Земли. Неважно, каким способом, лишь бы я не чувствовал себя отвратительно глупым и вконец растерянным.
Черт. Я ведь соблюдал все правила.
Так почему же меня преследовало это странное чувство?
* * *
На следующий день Ренджи ушел и не вернулся.
Я ждал его три вечера подряд.
Я выжрал целую упаковку желтых таблеток – хоть убейте, не вспомню названия этой хрени, а если и вспомню, то не смогу выговорить – за эти три ночи.
За три дня я провалил экзамен и успел кое-как пересдать его. Получил «удовлетворительно».
Три дня я избегал смотреться в зеркала. Приглаживал волосы на ощупь, чтоб лишний раз не увидеть темные круги в пол-лица под глазами, вкупе с бледной кожей делающие меня похожим на какой-нибудь сверхукуренный персонаж из низкопробного фильма ужасов. Или на уродливую маску холлоу. О последнем я старался не вспоминать.
Три дня, три вечера и три ночи я практически не покидал своей комнаты. В школу – и обратно.
Мерзкая погода, хлюпающая грязь под ногами, перешептывания одноклассников за спиной. Укоризненные взгляды Исиды, непонимающие – Чада и обеспокоенные – Иноуэ.
Горы коробок из-под дешевого фаст-фуда, громоздящиеся по углам спальни, ворчание отца, недоуменное «Ичи, что с тобой?» в исполнении Юзу и Карин. Все это отслоилось от существующей реальности, стало мелким и незначащим. Бестолковым, как пустая упаковка от сигарет, которыми я пытался заменить транквилизаторы.
Трое суток одиночества в замкнутом пространстве. Я мог бы с закрытыми глазами во всех подробностях представить вид, открывающийся из моего окна. До последней выпавшей и тут же растворившейся в непросыхающей луже снежной точки.
Наш последний разговор с Ренджи – вот что мучило меня все это время.
Мысли тяжело перекатывались в голове - бильярдные шары, никак не попадающие в нужные лузы.
И я окончательно смирился с тем, что проигрываю. Взял телефон и набрал номер Исиды.
- В чем разница между дружбой и любовью? – я напал на него безо всякого предисловия. Без лишних «привет, как дела?» в качестве разминки.
- А?… Что?.. - рассеянно повторил он.
Я готов был поклясться, что в тот момент он озадаченно потирает переносицу или поправляет очки. А может, и то, и другое – кто знает.
- Куросаки-кун, - протянул Исида, в конце концов, и тут же перешел на более привычный для него менторский тон. – Любовь – это химическая реакция, биологический процесс, всплеск гормонов, понимаешь? А дружба – хм… Я бы сказал, что это чисто психологическое проявление взаимной симпатии и желание взаимодействовать с личностью, имеющей с тобой некие общие интересы…
Заумное объяснение Исиды вызвало у меня еще больший ступор. Я выкурил почти две пачки, думая над его словами. Не помогло.
Потом позвонил Иноуэ. Десятиминутный монолог о моем кошмарном поведении все эти дни – думаю, это была более чем достойная плата за один вопрос.
«Любовь – это высшая степень дружбы» – вот как она сказала под конец нашей вымученной беседы. При этом в ее голосе было нечто такое, что заставило меня тут же бросить трубку. Я и так был сыт по горло откровениями.
Еще одно – и меня вывернет.
Еще одно - и я буду блевать, пока не сдохну.
Подавлюсь собственной желчью, утону в собственном бессилии.
Может, кто-нибудь знает правила смерти героев?..
За окном крупными хлопьями повалил снег.
Что-то изменилось, а я даже не заметил.
Моя уверенность в собственных силах – вот, что исчезло навсегда.
Нет, не с уходом Ренджи – задолго до этого.
Когда до меня вдруг дошло, что далеко не каждое сражение может окончиться в мою пользу. Когда я внезапно осознал, что каждый удар меча может стать последним, каждая вспышка ярости – фатальной.
Все мы, так или иначе, движемся навстречу своему концу. И тот факт, что я еще жив, означает лишь то, что скорость конвейерной ленты слишком мала. Все еще или пока что.
Гребаные правила. Я стал слишком осторожен. Я стал ценить собственную жизнь и расписывать свои поступки на десять лет вперед. Боялся размениваться на пустяки, все ожидал крупномасштабной миссии. Такой, от которой невозможно уклониться.
Я сам себя загнал в безвыходный тупик. Теперь у меня не было не то что Великой Цели, но даже каких-либо пунктирно намеченных ориентиров.
Когда я спросил Ренджи, почему он стал шинигами, я хотел узнать, что принято говорить в таких случаях. Я думал украсть кусочек его сценария, чтобы заполнить пробелы в собственном сюжете. Не вышло.
Я не оглядывался назад, я не смотрел по сторонам. Только в этот ограниченный квадрат окна, где тучи висели на своих местах, изредка подсвечиваемые изнутри тускловатым солнцем, а редкие прохожие, поглубже втягивая шеи, спасались бегством от вьющегося вокруг них снега.
Мелочи, которые я постоянно подмечал во всем, но не хотел признавать, что именно из них состоит большее.
Четвертый день после исчезновения Ренджи.
Я возвращался домой, после того, как убил семь холлоу.
Если бы Ренджи вернулся, я сказал бы ему, что научился считать.
Может быть, эти цифры пригодилось бы ему для какого-нибудь отчета.
Восемь часов тридцать четыре минуты. Три освещенных окна в доме напротив. Девять фонарных столбов по эту сторону улицы.
Две тени на стене.
Две?…
Мощный толчок в спину заставил меня отлететь на несколько метров вперед. Перекувыркнувшись и ощутимо ударившись боком о мокрый асфальт, я с трудом поднялся на ноги, обеими руками удерживая перед собой меч.
Черт. Еще один холлоу. Я слишком увлекся своими глупыми подсчетами и не заметил его присутствия. Восьмой? Кажется, их действительно развелось намного больше, чем обычно.
Он не очень-то спешил с повторной атакой. Уродливое вытянутое тело змеи и пара атрофировавшихся когтистых лап, служивших шаткой опорой, не двигались. Маска на длинной изогнутой шее глумливо зависла, разглядывая меня с высоты второго этажа – не меньше. Блин, чтоб дотянуться до нее, нужно было еще очень постараться…
И чего он ждет? Почему он не нападал до тех пор, пока я его не обнаружил?
Покрепче перехватив рукоять Зангетсу, я резко оттолкнулся в прыжке, метя в центр неестественно белой маски, искаженной зловеще-кукольной гримасой.
Холлоу даже не подумал уклониться, а я, так и не успев дотянуться до него хотя бы кончиком занпакто, снова оказался на земле. Грудная клетка и ребра болезненно заныли от столкновения с чем-то тяжелым, массивным.
Хвост с каким-то утолщением на конце – как бывает у гремучих змей, – я видел таких на картинке в учебнике по зоологии. Этот холлоу с легкостью орудовал им, не подпуская меня к себе ни на шаг.
Черт. Черт. Черт!
Мои ноги разъезжались в этих проклятых лужах. Я уже был по уши в грязи. Падал и поднимался, чтобы снова упасть. Атаковал со всех сторон, но каждый раз он с легкостью отмахивался от меня, как от назойливой мошки. Это бесило. О, как же это бесило!
Я забыл обо всех правилах. Я хотел его убить, и точка. Больше ничего не имело значения.
А он смеялся, сука. Смотрел и смеялся, как будто я был недоделанным клоуном-неудачником из нищего цирка. Не хватало лишь искусственных слез.
С каждым ударом Зангетсу я пытался убить свою неуверенность, бесцельность своего существования, гребаную зиму и голодную агрессию.
На хвосте отвратительного монстра становилось все больше глубоких порезов, сочащихся густой бурой жидкостью. А он продолжал смеяться.
Мы разыгрывали этот спектакль на двоих посреди холодной пустой улицы, и казалось, что ему не будет конца.
А потом этот Восьмой вдруг сказал:
- Ты ведь такой же, как мы.
Откуда ему было известно?! Я вздрогнул и, отступив назад, машинально ощупал свободной рукой свое лицо. Нет. Не может быть. Только не сейчас…
На пальцах отпечаталась кровь. Последствия одного из неудачных приземлений, и только.
- Тот, кто внутри. Скоро он одолеет тебя, шинигами. Ты не сможешь устоять.
Зачем он потащился за мной? Зачем он это говорил?!
Ярость, накрывшая меня черной волной, была невыносимой. Болезненно-отчаянной. Бесконечно долгой. Незнакомый город, скрывающий в своих недрах тугую, непредсказуемую опасность, в котором я потерялся.
Когда злость понемногу утихомирилась, я осознал, что стою на четвереньках, так и не выпустив Зангетсу из рук. Пальцы мелко подрагивали от напряжения.
Рядом, в грязи, были разбросаны белые осколки.
Вернувшись домой, я полночи провел в ванной, ожесточенно оттирая лицо мылом.
Я снова боялся поднять глаза к запотевшему зеркалу.
Боялся увидеть в смутных очертаниях оскалившуюся маску-череп вместо собственного лица.
Я боялся, что правила больше не сработают.
* * *
И снова лил дождь.
И снова я сидел на кровати, поджав ноги, и курил – седьмую-восьмую-девятую? – сигарету. Давился удушливым горьким дымом и тушил окурки о постель. На бежевом покрывале расползались неровные, угольно-черные иероглифы. Мне хотелось начертить: «Смерть», но не хватило сигарет в пачке.
И снова я перестал вести счет чему-либо.
Я пытался разучиться спать, потому что боялся одним пасмурным утром проснуться не тем, кем был до того. Ичиго Куросаки не станет взрослым. У этого Ичиго больше не будет семьи и друзей. И уж точно Ичиго вряд ли с кем-либо когда-либо переспит. Смешно, но последнее волновало меня не меньше, чем то, что существование меня как личности в целом - моего «Я» - висит на волоске. Чем тот факт, что мое тело не является моей безраздельной единоличной собственностью.
Ренджи вернулся, а я даже не удивился.
Не потому, что соблюдал правила игры, - просто забыл, как это делается.
Он крутился на месте, пытаясь рассмотреть урон, нанесенный зимой его модным джинсам. По его мнению, наш мир был абсолютно непригоден для жизни, раз в нем можно было испачкать штанины по колено, даже ни разу не вступив в драку. Вступить в лужу Ренджи никак не считал достаточным основанием для того, чтобы заляпаться грязью.
Мне нравилась эта его ахуенная логика.
Ренджи сказал, что он был в Сообществе Душ - докладывал обстановку.
Я не удивился. Лишь бы не обстановку моей комнаты.
Оказывается, нашествие холлоу наблюдается не только в Каракуре, но и по всей Земле.
Я не удивился. Лично меня судьба всей Земли ни коим образом не колышет. Я еще не определился, сколько сам проживу.
Во всем Готее 13 практически не осталось ни одного шинигами: все они были срочно отправлены на грунт, защищать людей. Исключение составляли капитаны 1, 4, 6 и 12 отрядов. И еще Зараки Кенпачи со своим лейтенантом. Кстати, он передавал мне привет.
Я не удивился. Хотя повышенное внимание ко мне со стороны Зараки особой радости не доставило.
Старик Ямамото и Кучики-тайчо подозревают, что организованные атаки холлоу – дело рук Ичимару Гина и Саскэ Айзена, с целью ослабить Сообщество Душ, а после - без труда захватить его и установить свою власть.
Я не удивился. На их месте я сам поступил бы именно так, если б мне пришлось жить в Уэко Мундо, да еще и по соседству с таким типом, как этот Менос Гранде.
Пока Ренджи делился своими блестящими идеями, рассказывал о кипе бумажек, с которыми ему пришлось провозиться, приблизительном объеме сладостей, которые Ячиру слопала в одиночку и даже не подумала с ним, Ренджи, поделиться, я обнаружил в складках покрывала целую сигарету и после недолгой возни с зажигалкой, с наслаждением закурил.
Ренджи замер на полуслове, как будто до этого не заметил ни пепельных дорожек и двух кучек окурков – на полу, и на кровати, ни облачков дыма в моем собственном комнатном небе. Потом подошел и бесцеремонно вытащил сигарету у меня изо рта. Глубоко затянувшись, он выдохнул тонкие, острые струйки дыма прямо мне в лицо и рассмеялся:
- Тебе это не идет, Ичиго…
Да как он смеет отнимать у меня последнее удовольствие?!
Вскочив с постели, я бросился на Ренджи, целясь кулаком прямо в шикарные темные очки в пол-лица, которые этот ублюдок не снимал даже зимним вечером. Не попал. Зато другой рукой от души врезал ему под дых. Ренджи в долгу не остался, и через секунду мы уже катались по ковру, сцепившись, как две половинки устрицы. Пол, шкаф, потолок, окно, кровать сменяли друг друга с нереальной скоростью, спина и голова тут же болезненно заныли от периодических столкновений с предметами, но я не останавливался. Дрались молча, ожесточенно, без малейшей передышки. Так, как дерутся обычные люди, давая волю накопившейся агрессии, без всяких кидо и банкаев. Безо всяких условностей.
Под левым боком внезапно что-то хрустнуло и неприятно впилось в тело. «Очки», - злорадно подумал я и тут же поплатился за мгновение своего небольшого триумфа. Воспользовавшись случайной заминкой – или, мне бы так хотелось думать, – Ренджи тут же оказался сверху, буквально распластав меня по полу, и мир прекратил напоминать шейкер для коктейлей с главным ингредиентом в моем лице.
- Ты больной урод! – выдавил он, тяжело дыша.
Знал ли Ренджи, насколько он недалек от правды?…
Наши лица были настолько близко, что я мог разглядеть свое отражение в глубине его расширенных зрачков. Красные пряди его волос то и дело норовили попасть мне в рот, его бедра вжимали мое тело в ковер, руки крепко удерживали мои запястья.
А потом я перестал сопротивляться.
Чуть приподнять гудящую голову и, преодолев мизерное расстояние, прижаться губами к его губам – единственно возможный вариант.
Прижаться к нему всем телом - ни за что не дать отстраниться.
Правила игры поменялись: теперь мы с почти животной жадностью вцепились друг в друга, пальцы путались в волосах, натыкались на воротник, пуговицы, молнию джинсов, гладили, ощупывали, царапали.
Адская смесь: агрессия, смешанная с безысходностью, подавленным желанием, одиночеством, любопытством и поиском новых сильных ощущений.
Я не мог отпустить Ренджи просто так.
Мы целовались жестко и методично, больно сталкиваясь носами, высасывая воздух из чужих легких, немилосердно терзая чужие губы.
Я ловил его пряди и стискивал в кулаке, как будто это была рукоять Зангетсу. Запустив левую руку под рубашку Ренджи, я гладил его спину, царапал покрытую татуировками кожу. Мне хотелось, чтоб он ощущал мою боль.
Он хищно кусал мою шею, его теплая ладонь скользнула за пояс моих джинсов, а после уверенно опустилась на ширинку, прошлась по молнии вверх-вниз.
Кусочки эмоций осыпаются с белого потолка, похожие на хрупкие разноцветные снежинки.
Возбуждение: Ренджи судорожно стягивает с меня полурасстегнутые брюки, – не глядя, не отвлекаясь от удушливых, поспешных поцелуев.
Смущение: проводит языком по моему животу, накрывает дразнящими пальцами член.
Боль: он входит меня безо всякой подготовки. Слезы застилают глаза, стекают по вискам.
Мы двигались в рваном, хаотичном ритме, то замирая, то вновь ускоряясь, и мне казалось, что порой я слышал едва различимую музыку, которая задавала этот темп.
Я не располагал достаточным запасом времени, чтоб искать настоящую любовь.
Я хотел попробовать все и сейчас, потому что «потом» могло не случиться.
Оставалось только одно правило: не думать.
* * *
Наши отношения сузились до пределов одной комнаты.
Я больше не думал о таблетках. Мне было чем заполнить ночи.
Просыпаясь по утрам, первым, что я видел, была широкая спина Ренджи, покрытая замысловатыми черными узорами. За неделю я досконально изучил расположение всех его татуировок. Я мог бы составить краткий путеводитель по его телу.
Когда я спросил Ренджи, что означают эти странные запутанные линии на его коже, он ответил, что эти знаки оберегают его от смерти.
Исиде он сказал, что татуировки привлекают к нему удачу и способствуют быстрому карьерному росту. Иноуэ – что они приносят счастье в любви. Чаду - что загадочные узоры повышают уровень его реяцу.
Я не знал, по каким правилам он ведет эту свою игру. Вообще-то, мне было все равно. Мне просто нравилось трахаться с ним, и все.
Мы по-прежнему были друзьями.
Это тоже было одним из условий игры, по умолчанию.
Я ни слова не сказал ему о том, что произошло со мной в его отсутствие. Я думал, что смогу забыть. Я думал, что смогу заполнить пустоту внутри меня, что это еще излечимо.
Мы питались чем попало, бродили по городу, мокли под дождем, спина к спине сражались с десятками холлоу, а после остервенело целовались в продуваемых сквозняком одинаковых серых переулках.
Не останавливаясь, не думая, не глядя.
Никаких иллюзий – только секс.
Никаких эмоций – только усталая удовлетворенность.
Никаких сомнений – только в выборе марки сигарет.
Нормальная жизнь.
Я почти поверил в это.
А потом убил свою сестру.
* * *
- Хм… Так значит, ты не помнишь, как это произошло, Куросаки-сан? – Урахара расхаживал взад-вперед и размахивал своим бледно-зеленым, как вышедшая из срока годности петрушка в супермаркете, веером. Слова разлетались по всем уголкам его магазинчика, подхваченные потоками воздуха. Пахло корицей, мускатным орехом и немного – гвоздикой.
Шел снег.
Мы расположились вокруг низкого чайного столика, на котором стояло семь чашек с Не-Понятно-Чем. И у меня не было никакого желания узнать, с чем именно.
Этот Урахара вел себя так, как будто никуда не исчезал почти на месяц. Как будто каждый день устраивал дружеские посиделки в кругу друзей - наполовину холлоу, чтобы обсудить последние сводки криминальной хроники. Ха-ха, вот ведь сукин сын. Что, если все это было частью его игры?
- Может быть, здесь какая-то ошибка?… - Иноуэ напряженным взглядом провожала перемещения Урахары. -Я не верю, что Куросаки-кун…
- Да, а вдруг сестру Ичиго убил какой-то другой холлоу? – Исида чертил понятную только ему одному схему указательными пальцами на полированной поверхности стола. – Где доказательства?
Какой-то неизвестный холлоу проник ночью к нам в дом. Вырубил меня и приклеил к моему лицу свою маску. Украл Зангетсу и заколол Юзу. Потом вложил мне занпакто в руки, а сам сбежал через форточку.
Ого, да тут целый заговор против Куросаки Ичиго!
Нет, я не верил в теорию Исиды, пусть даже своих отчетливых и внятных воспоминаний у меня не осталось.
- Абараи-сан, а что делал ты в это время? – поинтересовался Урахара.
Сцена допроса в полицейском участке, дубль сто двадцать первый. «Подозреваемый Ренджи, предъявите свое алиби», или как-то так.
- Я осматривал соседний квартал. – Ренджи пожал плечами. Мне показалось, или в его интонации проскользнуло что-то виноватое? – Еще трое холлоу. А Ичиго сказал, что проверит, как обстоят дела на его улице: он очень беспокоился за свою семью. Мы разделились… А потом, когда я вернулся к нему домой, девочка была уже мертва.
Это я помнил. Так же как и тот момент, когда отказало сознание. Когда я понял, что теряю контроль над своим телом, а на глаза вместе с маской наползает тугое, невыносимое бешенство - не мое. Как чудовище внутри подставило мне подножку, и я падал, бесконечно долго, с огромной высоты, как тогда, впервые столкнувшись с духом Зангетсу. Как ломал ногти, цепляясь за стремительно пролетающие стены с нарисованными окнами. Как крепко стискивал зубы, чтоб подскочивший к горлу желудок не выскочил наружу. А потом внезапно оказался на вершине здания, в зыбкой ирреальной пустоте и сдирал со своего лица чужую ненавистную личину - вместе с кожей, захлебываясь паникой и страхом остаться в этом проклятом месте навсегда.
Остекленевшие в своем последнем изумлении глаза Юзу и темная струйка, текущая из ее рта. Широкое лезвие Зангетсу, измазанное кровью. Вот что ждало меня в этой реальности. Черт, черт, черт.
А отец ничего не сказал. Впервые в жизни он не закатывал истерик, не кричал, не бегал, бестолково заламывая руки, и не бился головой о стену. Только попросил меня удалиться в свою комнату, и все.
Постфактум: пришел Ренджи и сообщил о возвращении Урахары.
Постфактум: я, он, Исида, Иноуэ и Чад потащились посреди ночи к нему в магазин.
Постфактум: до рассвета никто из нас не заснул. И с наступлением рассвета – тоже.
- …И как тебе все это, Йоруичи? – Урахара, почесывая сложенным веером затылок, задумчиво уставился на молчавшую до сих пор кошку.
- Я считаю, Кискэ, что причина подобного проявления второй сущности Ичиго – постепенное стирание границ между Уэко Мундо и Миром живых. Мы с тобой за время нашего маленького путешествия видели, что происходит по всей Земле: холлоу появляются повсеместно, в любое время, в огромном количестве. Для них, по-видимому, больше не существует преград. – У Йоруичи был усталый озабоченный взгляд. – Я бы даже осмелилась предположить, что Менос Гранде объявил открытую войну, как людям, так и шинигами. И мы знаем, кто стоит за всем этим…
- О да, к тому же, я помню, что у Куросаки-сана эти осложнения проявились еще после моего Трехдневного курса! – Урахара чуть ли не подпрыгивал на одной ножке, радуясь своей гениальной догадке. – Кто бы мог подумать, что проблема с его самоидентификацией не разрешится до сих пор… Мда, впервые встречаюсь с таким в своей практике…
- Неужели ничего нельзя сделать? – Иноуэ закусила губу. – Урахара-сан, неужели Ичиго нельзя спасти?…
- Ну… - Урахара поморщился и переглянулся с Йоруичи. – Скажем так, у меня нет никаких противоядий, специальных методик и упражнений. Честно говоря, я не предполагал, что такое вообще может случиться. Так что вся надежда остается на то, что Куросаки-сан сам сможет победить холлоу в своей душе. Ведь удалось же ему получить невероятную духовную силу… А если ничего не выйдет – что ж, придется думать над тем, как его ликвидировать.
Он хитро прищурился, что-то прикидывая в уме. Наверное, не мог определиться, что будет лучше: разрезать меня на кусочки и исследовать каждый из них в отдельности, или законсервировать мое тело полностью, а потом выставить в качестве экспоната в Музее истории шинигами. Если таковой существует, конечно.
Я больше не мог здесь находиться. Меня снова затошнило. От этого обсуждения, от этих унылых взглядов и приторных запахов пряностей.
- Куда ты, Ичиго?
- Куросаки-сан, что случилось?
- Эй, Ичиго, не уходи!
А я ушел. Я знал, что должен сделать. Я знал, куда идти. Теперь у меня была Цель.
* * *
Я сидел на подоконнике у себя в спальне, рассматривал хмурое небо и курил сигареты, одну за другой. Жалко было уйти, оставив целую, не начатую пачку. К тому же, дым внутри меня создавал слабую иллюзию полноценности, заполнял своим горьким привкусом все пустоты и щели в сердце.
- Что ты задумал, Ичиго? – Ренджи догнал меня на пороге комнаты, и теперь битый час приставал ко мне со своими сраными вопросами.
Но мне было все равно. Такие правила. Прости, Ренджи.
- Не молчи, ты, укуренный придурок! – Он подскочил ко мне и вздернул за шкирку с подоконника. Он был выше меня, я знал.
Я спокойно разжал его пальцы и расправил воротник своей рубашки. Потом с сожалением потушил крохотный тлеющий окурок о холодное стекло и шагнул от окна вглубь комнаты, обходя вокруг разозленного Ренджи.
Я не собирался посвящать его в свои планы и уж тем более звать за собой: в том, что я задумал, не было места никаким «мы». Но все же зачем-то повернулся к нему и сказал:
- Я уничтожу Уэко Мундо.
Выражение его лица – таким ярко выраженным эмоциям еще не придумали названия. И никогда не придумают. Крайнее состояние шока. Кризис изумления. Апокалиптическое удивление.
А потом Ренджи залепил мне такую пощечину, что я не удержался на ногах и сел на кровать, очень кстати оказавшуюся позади.
- Мать твою, Ичиго! Ты понимаешь, о чем говоришь?! Ни одному шинигами это не под силу! – странно, что оконные стекла после его крика остались целыми.
- Это ты ни хера не понимаешь, Ренджи! – приподнявшись на локтях, я смотрел на него снизу вверх. – У меня нет другого выхода. Рано или поздно я стану холлоу. Я не могу сидеть, сложа руки, и ждать, пока это произойдет. Я и так потерял слишком много времени.
- Ты погибнешь, – закончил он.
- Я так или иначе погибну, – наш разговор бесил меня с каждой новой репликой. – Не лезь не в свое дело! Найди себе кого-то другого, чтобы трахаться. Мы ничем друг другу не обязаны.
Перевоплотившись в шинигами и кое-как уложив свой гигай на постели, я поспешно вышел из комнаты, пронесся по лестнице и, хлопнув входной дверью, вырвался на сумеречную улицу.
Ренджи выскочил следом и мертвой хваткой вцепился в мое плечо.
Я не мог смотреть ему в глаза.
Я не мог с ним разговаривать.
Я развернулся и ударил.
Мы стояли, тяжело дыша, друг напротив друга, обнажив занпакто. Разбушевавшаяся метель засыпала глаза, била в лицо, стеной стояла между.
Мы сами придумали правила, по которым убивали.
* * *
Снег валил без передышки – белый, до боли в глазах. Белее, чем чистый лист бумаги. Белее, чем моя совесть. Белее, чем пустота. Впрочем, у пустоты не было цвета. У нее было лишь название.
Стоя на коленях, я пригоршнями загребал выпавший снег, прикладывая его к пылающему лицу. Под руку попались какие-то острые, твердые обломки.
Разбитая маска холлоу почти сливалась с сугробами, пряталась на дне.
Ренджи лежал почти рядом, не шевелясь. Рассыпавшиеся волосы и пятна крови. Красное на белом.
Черт. Я не хотел его убивать.
Зачем нужны были все эти правила?
Я не смог стать сильнее. Я ничего не добился. Я обманывал сам себя.
Снежинки продолжали заметать город: грязный асфальт, темные крыши, тощие деревья и одинокие припаркованные автомобили.
Зима, наконец, вспомнила правила своей игры.
@темы: Фанфики
-
-
02.06.2010 в 22:16уверена))
-
-
02.06.2010 в 22:17